— Я ведь не шестерка, чтобы тебе за пойлом бегать!
Ахмет рассмеялся:
— Да ты просто боишься, что я заберу клюкву и сбегу. Ведь так?
Босяк уклонился от прямого ответа:
— Да нет, говорю же тебе — не хочу один ходить за самогоном.
— Хорошо, хорошо… — примиряюще сказал Ахмет. — Пойдем вместе. Только нужно клюкву куда-нибудь схоронить, так, на всякий пожарный.
— Да вон! Положу за теми щитами в алтаре. Мы же недолго будем ходить? — Сердце мое сжалось от ужаса. Мороз был в таком же состоянии. Он выпучил глаза и сжал ладони в молитвенном жесте.
Босяк неторопливо, пьяными шаркающими шагами, подошел к щитам. Он стоял буквально в метре от нас. Мы слышали даже его недовольное бормотание и кряхтение. Затем, как в замедленной съемке, я увидел большую мускулистую руку с татуировкой в виде якоря, которая поставила прямо перед моим носом продуктовую сумку с какой-то доской. Сумка покачнулась и прислонилась к моим коленям. Босяк потрогал — не упадет ли, — и убрал руку.
— Ну, скоро ты там?!
Босяк вновь недовольно забормотал про себя, а вслух ответил:
— Сейчас! Просто задвину клюквину подальше!
Я понял, что рука Босяка, передвигающая сумку, наткнется на мое колено. А дальше…
— Да пойдем уже! — отозвался Ахмет. — Мы всего-то уходим на полчаса. Что ты телишься?!
Босяк пробормотал пару проклятий, но послушался Ахмета и направился к выходу. Я не верил выпавшему нам счастью. Ахмет задул свечи и чертыхнулся, зацепившись ногой за что-то. Бандиты, переругиваясь, пошли за самогоном, а мы, слушая их затихающий разговор, минуты две не могли прийти в себя.
Первым очнулся Мороз. Это произошло так — он толкнул меня в плечо и прошипел:
— Утекаем отсюда!
Я встал и прислонил сумку к стене. Выбравшись из-за щитов, я взял свой рюкзак. За мной проворно выполз Мороз. Он тяжело дышал:
— Все, уходим быстрее!
На наше счастье ночь была лунная и мы видели очертание разрушенной стены.
Казалось, что бандиты не ушли за самогоном, а спрятались у храма и, как только мы выйдем наружу, набросятся на нас. Но никто нас на улице не ждал. Старое кладбище освящалось половинкой светлой луны. Надгробье Фаддея Голицына блестело серебряным светом. Вначале мы пошли по направлению к Ивантеевке по той же самой дороге, по которой пришли сюда. Но потом решили пойти лесом, чтобы не встречаться с Босяком и Ахметом. Мы шли быстрым шагом, радуясь, что удалось сбежать незамеченными из храма.
— Подожди, Дима. — Мороз остановился и тронул меня за плечо. — А что было в той сумке, что поставил этот Босяк? Ты сидел ближе. Не увидел, что это было?
