Я сказала, что поведение Библиотеки можно объяснить только ее неосведомленностью; что же касается критических фраз по адресу Белыха — то из подобных соображений я не имею обыкновения вставлять их…
Что — восстановлен уже Белых в Союзе? И — как Вы думаете: почему известие о его реабилитации еще не дошло до всех Библиотек?
Я бы с гораздо большим удовольствием вставила несколько фраз совсем на другую тему…
97. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской
>21.I.58.
Дорогая Лидочка!
Спасибо, что вспомнили меня и пожалели. Мне, действительно, очень худо. Я знал, что Е. Л. скоро умрет, знал, что дни его — считаны, но не думал, что эта утрата ранит меня так больно.
98. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской
>Ленинград, 22.I.58.
Дорогая Лидия Корнеевна!
Я не написал Вам вчера о Грише Белых. Почему сведения о его реабилитации не дошли до библиотек — не знаю. Не думаю, чтобы вообще это практиковалось. Кто этим будет заниматься?
Суд, прокуратура, союз писателей? Или родственники и друзья покойного? Вероятно, об этом (т. е. о реабилитации) узнают только тогда, когда выходит книга или появляется сообщение об издании какой-нибудь книжки. Книги Белых пока стоят лишь в планах Детгиза (с «Республикой Шкид» тянут, «Дом веселых нищих» собираются выпустить к 40-летию комсомола, просили меня написать предисловие).
Восстановили ли Г. Г. Белых в правах члена СП — тоже не могу сказать. Соответствующее заявление я подал еще в прошлом году, недавно с таким же заявлением обратилась в ЛО СП дочь Белых — Таня. В Союзе я давно не был, хвораю, боюсь, что заявления еще не разбирались: некому было следить и подталкивать.
Посылаю Вам копию письма, полученного мною в прошлом году из Прокуратуры РСФСР. Может быть, оно Вам пригодится. Если Дементьеву незаверенная копия покажется документом недостаточно убедительным — он может позвонить в Прокуратуру или в Московский Дом детской книги, который в свое время (в связи с подготовкой библиографического словаря детских писателей) прокуратуру уже запрашивал.
Евгений Львович не всегда и не со всеми был добрым. Последние слова его:
— Софронов — подлец.
Впрочем, не самые последние. Через минуту он сказал:
— Гитович…
По-видимому, ту же характеристику он относил и к этому малоприятному человеку.
Потом он сказал:
— Одиннадцать… Тридцать семь…
Потом:
— Мне осталось сорок две…
После чего началась агония. Те, кто был при этом, уверяют, что умер Евгений Львович ровно через 42 минуты.
А Евгений Львович в гробу казался моложе и
