Колдун перевел дыхание и продолжил уже тише:
— Это же надо, чтоб из всех ведьм в этом городе мне попалась самая… самая…
— Какая?
— Да никакая! Самая никакая ведьма. Поздравляю, в этой номинации вы побеждаете с огромным отрывом.
— Да потому что я не ведьма, — вспылила я. — Согласна, не все сказки врут. Убедилась сегодня. Только я к этим вашим сказкам никакого отношения не имею!
И вообще, все это от кабачков! Перевела, блин, старушку через дорогу!
— Знаете, Ася, вам действительно надо поспать.
— Что?
— Вам нужно отдохнуть.
— Нет, вы назвали меня…
— Асей? — сощурился он. — Я так услышал.
— Бабушка меня так звала. — В глазах вдруг защипало. — Это ее комната. И квартира была ее. И домовой тоже.
— Ложитесь спать. Завтра поговорим.
— А в корзинке у тебя что?
— Пирожки.
— Пирожки-и? Ха! Ты прямо как Красная Шапочка! А я Серый.
— Волк?
— Не, просто Серый. Сережа. Я в первом подъезде живу.
— А я Настя.
— Пойдешь к нам? Мы там халабуду строим.
— Пойду. Только пирожки занесу. Тут для бабушки с вишней и один с творогом — для Петровича…
Первые секунды после пробуждения я была уверена, что все случившееся вчера — дурной сон. Я лежала в своей комнате, в своей постели, а на соседней подушке вальяжно и так привычно расположился Жорик. Можно было вздохнуть с облегчением… Но я и этого не успела.
— Умный гад!
Серый, чье место успел занять жаб, изучал аквариум.
— Тут сетка в одном месте отходит, — сообщил он, — сразу и не заметно. Он, видно, подпрыгивает, отодвигает и так выбирается. Но ничего, я потом проволокой прикручу.
Я отнесла Жорика на место, а традиционный утренний поцелуй сегодня достался Сережке. Хоть что-то приятное во всей этой истории.
— Ты не сердишься? — Он обнял меня, прижимая к груди.
— За что?
— За то, что я тебя во все это втянул.
— Я сама втянулась.
— Нет, это я виноват. — Серый опустился на кровать и усадил меня рядом. — Понимаешь, я знал обо всем. С самого начала знал. И что умер, и что воскрес. Не рассказывал никому, чтобы за психа не приняли, но знал. И что следят за мной, тоже знал. Чувствовал. Потому и старался особо не высовываться, из квартиры от силы раз пять за все два месяца вышел. А вчера… Вчера ты пришла. Такая красивая, такая… — Горячие губы коснулись моего лба, а по коже мороз прошел. — Помнишь, как я ногу сломал? — прошептал, не отстраняясь, Сережка. — Больше месяца дома просидел. А когда стало можно наступать и потом во двор выйти — не ходил, летал! И это всего лишь после болезни. А представь, каково это после смерти. Я не сразу почувствовал, как и с ногой тогда. Но ты пришла, и… Жить захотелось. На всю катушку…
