Пересекаю вестибюль и кажется, что спуск в лифте никогда не кончится. Он уйдет, я знаю. Топаю по Берлинской улице, видя свое отражение в оконных стеклах. Двигаюсь неверно, двигаюсь в мягкой, скользящей манере Марти, несмотря на тяжелые сапоги Мика, но исправлять эту ошибку уже поздно. Мимо замерзших проституток с зелеными волосами, кричащих: «Привет, Джон Буль!», потому, что Мик похож на британца. Я даже думаю, что во мне есть что-то ирландское, и бегу, почти лечу, возбужденная и испуганная.
Он еще здесь. Он даже не замечает, как я вхожу. Беловолосая девушка, тонкую руку которой обвивает вытатуированная змея, протягивает мне высокую кружку пива, виртуального пива. Облокотившись на стойку, я смотрю на людей и жду, когда он заметит меня, если вообще заметит.
Его глаза скользят по мне, не узнавая. Что ж, я терпеливо жду. Рассматриваю плакаты на стене, Марлен в роли Голубого Ангела. Отвожу взгляд от плаката рабочего движения и вижу, что он смотрит на меня — но не прямо на меня; он кого-то слушает. Он отводит взгляд. Его глаза ярко-голубого цвета.
Потом они вновь обращаются ко мне. Это была ошибка. Не надо было с ним встречаться. Его волосы черно-серым грозовым облаком клубятся вокруг лица. Он мастер. И он может заглянуть под маску, внутрь меня и увидеть все тревоги, желания и недостатки, из которых я строю свои личности.
Когда он смотрит на меня, я забываю про Мика, как забыла про Алисию. Я опять становлюсь собой, крошечной женщиной в инвалидном кресле, на сиденье меня удерживают ремни, на мне виртуальный визор и перчатки. Младенцы-русалки, тюленята — так они зовут нас, пока мы маленькие. Я знаю, что я должна быть благодарной за то, что хотя бы руки у меня нормальные и радоваться этому, но я не радуюсь, нет. Я хочу быть нормальной. Он прекрасен и ужасен, как ангел, один из тех многоглазых серафимов, что окружают Бога, и я чувствую, как моя маска тает в пламени его взгляда и обнажает настоящую меня.
Я тянусь к визору, потому что это кратчайший способ уйти, а я чувствую, что уже сейчас расплачусь.
— Подожди, — говорит он, прерывая разговор. — Подожди, я тебя знаю!
В том-то и дело, думаю я, но останавливаюсь. Стул скрипит, когда он встает — хороший сисоп в Ратскеллере — и подходит ко мне.
— Как тебя зовут? — спрашивает он.
— Мик, — отвечаю я.
В этот раз он высокий, я думаю, выше шести футов ростом. Он высокий даже для Сьюлии, самой высокой из всех моих личностей.
— Я искал тебя, — говорит он. — С тех самых пор, после твоего ухода из того французского местечка. Я искал на улице Ту До, просматривая ее с веранды «Континенталя», и оставил тебе записку на Луне.
