— Привет, — уговорит он. — Я Иан.
— Привет, Иан, — отзываюсь я. — Я Алисия.
Деревянная крышка стола поцарапана. На улице чудесная погода, чистое небо голубеет, и люди гуляют по Елисейским Полям. Эйфелева башня не видна, но мы могли бы ее увидеть, выйдя на улицу.
Обычно люди спрашивают что-нибудь вроде: «Вы часто здесь бываете?» или «Вы местная?», имея в виду, попали ли вы сюда по местному вызову или через сервисную систему. Я всегда вру, что через систему. Но он не спрашивает об этом, а говорит:
— Подходящее место, чтобы делать наброски или писать стихи.
— Вы художник? — спрашиваю я.
И так ясно, что да. Глядя на него, я могу видеть его искусство, он сам — воплощенный шедевр.
Он качает головой.
— Мне просто нравится здесь, — говорит он.
Не знаю, что он имеет в виду — кафе, или Салон, или вид из окна. Он бросает взгляд в окно, я тоже. Парочка неторопливо идет под руку. Она — рыжая, бледная, типичная французская девочка, он — темнокожий, похож на моряка. Оба безукоризненно просты. Он останавливается завязать ей шарф, и в этот момент я бы хотела быть ею — это странно, ведь в настоящий момент я Алисия, вся такая цельная и грациозная. Я — то, чем хочу быть. А эта парочка даже не настоящая, они всего-навсего оконная заставка, смоделированная сисопом, системным оператором, которую, кстати сказать, зовут Кассия, мы с ней иногда болтаем.
Я оглядываюсь, Иан смотрит на меня. Интересно, заметно ли на моем лице смущение.
— Ты так прекрасна, — говорит он.
Горло у меня сжимается, и я чувствую себя пойманной, раздетой. Почему он так сказал?
— Здесь каждый может быть прекрасным, — говорю я. Хотелось, чтобы это прозвучало милой, ничего не значащей фразой, а вышло обескураживающе. Он краснеет.
Это классный момент, интересно, как он это делает. Моя программа не позволяет мне краснеть.
— Копии с прекрасного обычно не бывают прекрасными. — говорит он. — Они безупречны, но все похожи друг на друга.
— А в чем же истинная красота? — спрашиваю я, уже приблизительно представляя себе, что он собирался сказать. Что-нибудь об оригинальности.
— В настоящей красоте, — говорит он, — всегда есть какая-то странность, асимметрия.
Алисия ни в коей мере не асимметрична. Я сделала ее похожей на танцовщицу. А теперь он заставил меня подумать об Алисии как о чем-то отдельном от меня.
— Не уверена, что правильно поняла тебя, — говорю я легко.
Он качает головой:
— Я не очень-то хорошо умею вести разговоры.
— Может быть, ты поэт. — Я все еще пытаюсь улыбаться, издавать соответствующие звуки. Пытаюсь помешать разговору стать серьезным.
