— в юношу из Спарты, которому враги засунули под тунику голодную лису. Лиса прогрызла ему внутренности, но он не только не жаловался на боль, но и не терял сознания до самой смерти;
— в сэра Филиппа Сиднея, благородно почившего навеки в Цутфене;
— в капитана Оутса, который, уже будучи при смерти, из последних сил скрытно уполз прочь от палатки Скотта, чтобы товарищам по экспедиции хватило еды на несколько лишних дней;
— и, разумеется, в Т. И. Лоуренса с его спичками.
Чтобы продраться сквозь толщу очередного рабочего дня, мне необходимы эти люди. Их героические подвиги вдохновляют меня, когда я падаю духом, их пример придает мне сил. Вот и сейчас генерал Паттон помогает мне накопить злости и выплеснуть накопленное на противника. Ширли Конран оказалась бессильна, а генералу Паттону удалось поддержать меня. Что же касается кастрюли, которую я представляю себе как поле боя, то разве генералы не поступают так же в реальной жизни? Судя по тому, что мне о них рассказывали, они только и заняты тем, что, напившись как свиньи, сидят в офицерских столовых и, обозначив на столе русла рек пальцем, смоченным вином, форсируют эти водные преграды солонками, представляя, что это танковые батальоны. По крайней мере, моя реконструкция сражения будет хоть чем-то реально полезна.
Все, хватит отступлений. Я покончу с противником быстрее, если соберу в кулак все свои силы. Назад, в Арденны. Успех — это концентрация сил + мобильность. Я прекрасно оснащена, как и подобает американскому армейскому корпусу: нейлоновая щетка (мое любимое оружие, пусть оно будет моторизованным подразделением), щетка на длинной ручке, специальная тряпочка, моток тонкой проволоки, моющее средство и полотенце. В какой-то миг я останавливаюсь в нерешительности. Во мне борются две фобии: страх браться за кастрюлю противостоит страху отложить ее на потом, а затем откладывать и откладывать все дальше. В любой ситуации, требующей принятия решения, у меня всегда есть возможность отступить, отказаться от дела. Но сегодня на весах уверенно перевешивает наступление: слишком много сил и средств уже сведено в кулак и ждет своего часа.
Прочь холодную воду. Небо прояснилось. Пробное касание сухой щеткой — заброска разведчиков. Затем — ураган горячей воды, наводящий ужас на противника, ослепляющий и дезориентирующий его, но одновременно наносящий несколько неприятных случайных ударов, как это всегда бывает при столь массированных бомбардировках. Когда кипящий вал схлынул, лес предстал в пугающей тишине. В нем не поет ни одна птица.
