Поймав его взгляд, она поняла, что счет этим открытиям он ведет с того, которое уже совершилось сегодняшним вечером.
В фаэтоне нашлось место всем троим. Чтобы уберечь их от ночной прохлады, слуги накинули им на колени покрывало из горностаевого меха.
Затем, управляясь с лошадьми с такой изумительной сноровкой, какую Локите доселе видеть не приходилось, князь вывел фаэтон к Елисейским полям.
Экипаж летел со скоростью ветра, и Локите мерещилось, будто она несется по небу в фаэтоне, которым правит сам Аполлон.
Для нее и впрямь князь теперь был окутан, подобно Аполлону, таинственным, неземным сиянием.
Она знала, что он принес в ее жизнь этот волшебный и радостный свет. И если ей суждено утратить его, жизнь затеряется в непроглядной мгле.
Выйдя из экипажа, лорд Марстон с облегчением зевнул, припоминая подробности прошедшего вечера.
Он всегда недолюбливал эти задушевные приемы, которые вынужден был посещать в Тюильри.
Старинный дворец Екатерины Медичи в течение трех столетий служил обиталищем для французских государей.
Когда же настал черед Второй империи, императору понадобилось окружить себя сонмом придворных.
Он воссоздал помпу и обрядовость империи своего дядюшки, и, поскольку век был жизнерадостный и бурный, двор его, которому суждено было стать последним в истории монархии, утопал в роскоши и изобилии.
Но вопреки всей пышности и блеску, вино и яства, украшавшие императорский стол, были довольно посредственны, о чем сохранилось воспоминание одного из гостей:
«Кухня же была простовата, обильна и немного старомодна на манер благопристойного отеля».
Отведав творений неподражаемых поваров княжеского дома, вкусив снеди со стола британского посольства, лорд Марстон был разочарован угощением в той же мере, что и обществом.
Убранство залы было пышно-театральным; дамы в прекрасных вечерних туалетах слепили взор драгоценностями; сопровождавшие их мужчины явились во фраках и орденах; всеобщее внимание снискал паж императрицы Евгении, нубиец Искандер.
В своих покрытых золотым шитьем туалетах он, казалось, сошел с полотен мастеров XVIII столетия.
При такой оснастке, рассудил лорд Марстон, было совсем нетрудно завязать интересную беседу. Но императрица осталась к ней безучастной, а император хотя и пытался направлять обмен мнениями, делал это без особого успеха.
Ввиду присутствия слуг вне обсуждения оказалась политика и другие деликатные материи; разговоры же об искусстве и литературе были тогда не в моде у знати, исключением служил разве что салон принцессы Матильды; впрочем, при любой ситуации собравшиеся бы не смогли похвалиться тонкими познаниями в этой области.
