— Расскажи-ка мне, Иван, как ты теперь поживаешь.
В глазах князя зажегся огонек.
Глаза, в сущности, более всего поражали в нем окружающих. Темно-вишневого отлива, окаймленные бахромой длинных темных ресниц, они несли отсвет той необузданной, дикой страстности, которая будоражила его душу.
Наверное, прежде всего благодаря неотразимой красоте глаз околдовывал он женщин, всякий раз оставляя за собой множество разбитых сердец там, куда заносила его судьба.
У него были классические черты лица, а худощавая, атлетическая фигура выдавала человека, привыкшего большую часть дня проводить в седле.
Даже среди несметного числа красавцев, блиставших при царском дворе, князь Иван стоял особняком.
— И кто же та, что на сей раз вынудила тебя уносить ноги от справедливого — в чем я не сомневаюсь — возмездия? — полюбопытствовал лорд Марстон.
— Честное слово, она была прелестна! — засмеялся князь. — Но все хорошо в меру, и, когда царь поддался на уговоры царицы и попытался меня пристыдить, я счел отсутствие наилучшим проявлением рыцарской доблести.
Лорд Марстон расхохотался:
— Уж я был уверен, что это тот случай, где cherchez la femme! Здесь тебя ждет такое множество старых знакомых кокеток и прочих прелестниц, что скучать не придется.
Сделав небольшую паузу, он продолжал:
— Разумеется, все они слетелись в Париж на Выставку в надежде чем-нибудь поживиться. И именно поэтому теперь здесь яблоку негде упасть.
— Я был готов к подобному, — ответил князь. — Но осмелюсь предположить, что как старые habitues самых экзотических притонов мы не позволим себя смутить.
— Можешь быть спокоен, — сдержанно подтвердил лорд Марстон.
Обладая несметным состоянием, князь был при этом человеком необыкновенно щедрым. У кого угодно могли возникнуть сложности с тем, чтобы снять престижную ложу в Опере, сесть за лучший столик в ресторане, быть желанным гостем в знатном семействе, — но только не у князя Ивана.
— Как нынче в России? — поинтересовался лорд Марстон.
— Ничего позитивного!
Лорд Марстон посмотрел на него удивленно:
— Но почему?! Я-то полагал, что все изменится к лучшему после того, как будет подписано и обнародовано Положение, дарующее вашим крепостным свободу.
Князь неожиданно посерьезнел.
— Все считали, что теперь наступит золотой век и продлится бесконечно. Но права собственности крестьянину непонятны.
— Я присутствовал, если ты помнишь, на воскресной службе в церкви, когда торжественно зачитывался документ. Александра величали царем-освободителем! — сказал лорд Марстон. — Мне кажется, я и сейчас слышу эти возгласы.
