На стенах сеновалов, хлевов и конюшен виднелись предвыборные плакаты с портретами политиков. На плакатах Народной партии красовался глава земельного правительства, на плакатах Социал-демократической партии — заместитель главы земельного правительства вместе с федеральным канцлером.
— Кто на выборах-то победит? — осведомился Хофмайстер.
— Социалисты проиграют, — ответил Ашер.
— Он потому и спрашивает, что сам — член общинного совета Народной партии, — пояснил Цайнер, указывая на Хофмайстера.
— А вы вообще политикой интересуетесь? — спросил Хофмайстер.
— Я социал-демократ.
Они помолчали. Потом Хофмайстер добавил:
— Да ладно, чего там, каждый имеет право голосовать, как ему заблагорассудится.
Ашер украдкой взглянул на Хофмайстера. Первое, что бросалось в глаза, — это его гнилые зубы. Среднего роста, стройный, вот только с небольшим брюшком. Бледный, с морщинками в уголках глаз, с потрескавшимися бескровными губами, Хофмайстер говорил, непроизвольно помогая себе всем телом. Когда он смеялся, изгибался, когда задавал вопрос, поднимал брови, когда без слов выражал свое согласие с кем-нибудь, — закрывал глаза и несколько раз кряду быстро кивал, когда успокаивал собеседника, — хмурился, опускал голову, держа ее несколько набок, когда задумывался, — стоял, откинув плечи назад, выпятив брюшко, а когда снова вступал в разговор, внезапно подавался вперед. Однако на это Ашер обратил внимание только во время охоты. Хофмайстер владел небольшой усадьбой, женат был на сестре Цайнера и имел троих сыновей. Он работал посменно на кирпичном заводе под Гассельсдорфом, принадлежащем брату покойного главы земельного правительства. У Цайнера были густые темные волосы, нос картошкой и большие удивленные глаза. Ладони у него были широкие, а сам он — приземистый, коренастый. Цайнер, как догадался Ашер по нескольким фразам, которыми он с ним обменялся, за словом в карман не лез и насмешник был каких поискать. Запястье у Цайнера было забинтовано, он пять или шесть лет проработал шофером грузовика и теперь пытался выхлопотать себе под предлогом артрита небольшую пенсию, чтобы хозяйствовать без помех. На шее у него сидели пять едоков, а ферма ему, как и Хофмайстеру, досталась маленькая: кукурузные поля, несколько кустов красной смородины, две или три коровы, свиньи и лошадь.
Они свернули с дороги и пересекли речушку Заггау, медленно струившую под мостом темные воды. За мостом в тумане они остановились подождать других охотников, миновав две деревни, жители которых с корзинами овощей и фруктов собирались на праздник урожая. В тумане издалека доносилась музыка, наигрываемая маленьким оркестром. Ашер разглядывал проходящих мимо празднично одетых сельчан: они — кто в национальных нарядах, кто одетый по-городскому — шли по улице к деревенской пожарной части.
