Мгновение, и перед заинтересовавшейся разворачивающимся действием публикой предстал совершенно обнаженный и грязный донельзя субъект, смущенно прикрывавший руками причинные места.
Король было зажал нос от заполнившего все помещение смрада, но его шут подался вперед, чтобы рассмотреть пунцовое от стыда лицо пришельца, и тут же вскочил на ноги.
– Дорогой, д'Арталетт! – Нисколько не брезгуя ну очень антисанитарным состоянием бывшего собутыльника, Леплайсан заключил нашего героя в объятья и, повернувшись к королю, замершему с отвисшей челюстью, объявил: – Это и есть мой пропавший без вести друг, сир. Шевалье д'Арталетт, благородный путешественник!
– И где же ты его откопал, Фридрих? – вернув со стуком челюсть на место, спросил Генрих. – На помойке? Или в нужнике? Клянусь потрохами Папы Римского, ты нашел самый грязный во всей округе!
И первый захохотал, донельзя довольный своей шуткой, тут же украдкой записанной не менее чем десятком угодливых подданных «для истории». Вслед за ним захихикали, загоготали, заржали все присутствующие, не исключая саму мишень шутки, сперва криво усмехавшуюся, а уже через секунду нервно хохочущую вместе со всеми…
* * *
Еще через час Георгий, до блеска отмытый, надушенный и переодетый во все чистое из гардероба Леплайсана, Фридриха, Гайка и самого короля (пожертвовавшего для рассмешившего его гостя едва ли не самое главное – старый берет со своей курчавой беарнской[21] макушки!), но все равно слегка благоухавший болотом сквозь все изысканные ароматы парфюмов, модных в этом сезоне, сидел за одним столом с королем, шутом и двумя спасшими его дворянами, отдавая должное великолепному поросенку со специями, зажаренному целиком, и, конечно же, отличному вину. Вино, слава Всевышнему, оказалось не фалернским, а бургундским, но все равно забирало ничуть не хуже.
Жора уже успел поведать своим спасителям (теперь уже без всякой иронии) горестную историю своих скитаний. Пришлось, правда, чтобы не стать сразу же клиентом одного веселого дома, придумывать на ходу достойную замену всяким говорящим котам и волкам, Бабе‑Яге, «избушу» на петушиных ногах и чудесному клубочку, умолчать о пропаже хрономобиля и своей граничащей с клинической формой идиотизма доверчивости, но зато он отыгрался на своих обидчиках. Георгий мстительно расписал во всех подробностях злодейскую шайку дровосеков, возглавляемую юной негодяйкой в красном головном уборе неопределенного фасона, причем портреты главаря и наводчицы вышли такими яркими, что их сразу можно было клеить на стенд «Их разыскивает милиция». Или полиция. Или то, что в этих краях ее заменяло.
