Равенков небрежно вскинул руку к плечу, словно останавливал на улице такси:
— Три…
Стойте! Ну что вы делаете!
— Мы всегда очень долго возимся… — повторила председательница и сама подняла руку.
Глядя на неё, проголосовала и всё время молчавшая девочка из пятого «Б».
— Я воздерживаюсь, — сказал семиклассник и коротко зевнул.
— Что так? — с усмешкой спросил Равенков.
— Да так…
— Дело хозяйское, — сухо заметила Анна Борисовна. — Ну а ты, Серёжа, почему не голосуешь?
Маленький четвероклассник сидел, напряжённо приподняв плечи, и молчал.
— Тоже воздерживаешься? — спросил Равенков.
Серёжа помотал головой.
— Значит, против?
Он кивнул, не глядя на вожатого.
— Странно, — произнёс Равенков.
— Это его право, — сказала Анна Борисовна. — Хотя, честно говоря, от Сергея я этого не ожидала.
Четвероклассник сидел всё так же, ни на кого не глядя. Маленький и упрямый. «Спасибо», — мысленно сказал ему Валька. И в ту же секунду Равенков громко объявил:
— Всё равно большинство.
Значит, всё кончено?
— Встать! — резко скомандовал Равенков. Все торопливо поднялись, загремев стульями, и Равенков повернулся к Вальке:
— Подойди сюда.
Валька сделал несколько шагов. Трудные были шаги. Ноги стали как неживые.
Равенков дёрнул подбородком, указывая на галстук:
— Сними.
— Не надо, — шёпотом сказал Валька.
— Сними галстук, — отчеканил Равенков.
А на галстуке, на уголке, — маленький огненный прокол. След летучей искры из большого костра.
Если снять — значит, надо забыть про этот костёр?
И про другие костры, значит, надо забыть?
Их разжигали на вырубке, среди мшистых еловых пней. Из-за леса выкатывалась медная луна, повисала над головами и слушала, как трещат сучья. Они трещали так, что барабан, который Валька держал на коленях, откликался лёгким звоном. Если снять галстук, надо забыть про этот барабан?
Он достался Вальке не сразу. Сначала была лишь нашивка на рукаве — синий треугольник с перекрещенными палочками, а барабана не было. И поэтому не раз Валька слышал смех: «Запасной козы барабанщик». Но он не обижался, он доволен был и этим. Хоть и запасной, а всё— таки… А в середине смены за Петькой Бревновым приехали родители, чтобы забрать его с собой в отпуск на Кавказ. Валька перестал быть запасным.
Ему нравилось подниматься, когда лагерь ещё спал, и вместе с горнистами разбивать на осколки тишину: «Вставайте. Начинается день!» И ещё ему нравились большие линейки, когда барабанщики выходили к флагштоку для торжественного марша. Они вставали растянутой шеренгой, потому что не любили сомкнутый строй: в плотной шеренге трудно двигать руками.
