Девушка вновь негодующе тряхнула головой. По ее глубокому убеждению, похоронные обряды были придуманы для того, чтобы отвлечь слабые души от мыслей о смерти.
Присцилла бросила быстрый взгляд на каминные часы. Не пора ли начинать? Она поискала глазами обладателя рекордного количества перчаток, пастора кембриджской церкви Хораса Расселла, и обнаружила его в дальнем конце комнаты. Держа в одной руке злополучные перчатки, он похлопывал ими по ладони другой руки. Его собеседниками были ее старший брат Филип и его невеста, Пенелопа Чонси.
Рядом с крепко сбитым, пышущим здоровьем коротышкой священником долговязый и хрупкий Филип Морган выглядел особенно нелепо. У него была неприятная привычка во время разговора мерно кивать головой; при этом падающие ему на глаза пряди темно-русых волос ритмично подпрыгивали. Как-то раз Бенджамин шутливо предупредил сына, что тот рано или поздно лишится головы: она оторвется от шеи и полетит на землю, Филип случайно поддаст по ней ногой — и потеряет навсегда. Присцилла невольно улыбнулась, вспомнив, как отец изобразил Филипа, растерянно ощупывающего свои плечи и пытающегося понять, куда это запропастилась его драгоценная голова.
Она поймала себя на том, что ее вновь захлестнуло горе и холодное, мрачное бешенство. «Хватит!» — мысленно одернула она себя.
Гнев, который минуту назад помог Присцилле собраться с душевными силами, накатил на нее, когда она услышала смех Филипа — неуместный и грубый. Ее зависть к старшему брату граничила с ненавистью. Почему, ну почему ему посчастливилось родиться мужчиной?! Никто не спорит: Филип неглуп, но ведь она ни в чем ему не уступает. Да что там — она обладает более цепким умом! И потом, она способнее к математике. Вряд ли Филип справился бы с обустройством похорон без ее помощи. Ведь это она — несмотря на свое отношение к происходящему — заказывала кольца и перчатки; она договаривалась о погребальном звоне колоколов; она продумала до мелочей движение похоронной процессии; она решала, кто понесет гроб и будет держать концы покрова; она купила надгробный камень и выбрала для него надпись; она наняла могильщиков. А чем занимался в это время ее любезный братец? Заперся в кабинете, сославшись на то, что ему нужно разобраться со счетами, рабочими записями и личными бумагами отца. Теперь это стало его обязанностью, но не потому, что он умнее, и не потому, что ему нравится управлять домом. Просто он — старший в семье и еще он — мужчина. Ни то ни другое не было его заслугой. Что он смыслит в делах?! Она бы с ними справилась не в пример лучше, но она — женщина и она моложе, а значит, бессильна что-либо изменить. Это было несправедливо, ужасно несправедливо.
