Хитраска беспокойно шевельнулась.
— Идите сюда, глупышки, — шепнула она.
Плач стал утихать, словно обиженные дети спрятали голову во что-то мягкое и пушистое. Лисица закрыла мордочку лапой и негромко зевнула, притворяясь, что засыпает.
— Признайся, Хитраска, кого ты от нас прячешь.
— Что я могу поделать, если они такие впечатлительные… Сейчас же в слёзы…
— А кто?
— Ну, мои блохи, — шепнула лиса, краснея.
Капрал Пыпец удивлённо тряхнул крыльями, а Мышибрат почесал шею.
— То-то я чувствую, что меня кто-то кусает.
— Не болтай глупостей, они не кусаются. Я кормлю их крошками. Они так привязались ко мне… Эти блошки иногда только щекочут мне кожу, когда, зарываясь в мех, играют в прятки. Но они никогда не кусаются.
— Откуда же у тебя, Хитраска, блохи? — удивился петух.
— О, это длинная история…
У меня стало тяжело на сердце, когда я узнала об их отчаянном положении. Я взяла малюток на воспитание от одного пуделя. Бедную собаку хозяева выгнали под старость из дому. Он продавал тряпки, собирал разбитые стёкла и кости на помойках… Вы знаете, что я без детей жить не могу. Меня утешает, что я их воспитываю и обучаю хорошим манерам…
— Блоха всегда останется блохой, — сказал с сомнением петух.
Мышибрат недоверчиво покрутил головой. Его блестящие зрачки стали узкими, как месяц в новолуние.
— Слышите!? — мяукнул он. Выгнув дугой спину, кот гневно фыркнул. Петух вскочил на ноги, схватил трубу и узелок, а Хитраска прыгнула в сторону и пропала в темноте. Слышно было, как она шопотом успокаивала перепуганных блох.
Под тяжёлыми шагами ломались ветки. Какой-то великан напрямик через лес. Наконец, у костра с храпом остановился огромный взмыленный конь. Всадник поднял высоко над головой факел.
— Эй, люди! — крикнул он хриплым голосом.
Петух выступил вперёд. При свете факела его рожок сверкнул, как жерло начищенной пушки.
С минуту они смотрели друг на друга. Неожиданно всадник опустил голову, застонал в отчаянии и, забывая, что он в Тютюрлистане, воскликнул:
— Бларолевна блахищена!!!
Факел выпал у него из рук и, шипя, погас на влажной траве. Гонец повернул коня, вонзил ему в бока острые шпоры и пропал в темноте. Вновь послышался треск ломаемых сучьев и шелест падающих листьев.
— Это на блабацком, — шепнул побледневший петух, — похищена королевна, — вы понимаете, ко-ро-лев-на…
Наступила тишина. Звери стояли, подавленные ужасной вестью. Теперь они поняли, почему гонцы мчались на все четыре стороны света, разрезая ночной мрак ярким факелом.
