Королева Жанна. Книги 1-3 | страница 5
— Привычка достигается упражнением, как учил нас герцог Марвей, — менторским тоном начала Эльвира, подводя Жанну к угловому столику. — Дети мои, привыкайте действовать всегда сообразно времени и месту. Посмотрите на все эти лакомства. Простые смертные таких вещей не едят, ergo[1], их едят короли. Pro primo[2]. Затем, посмотрите на количество пищи. Оно доказывает нам, что сия пища предназначена не для простых смертных, ибо какой же из простых смертных имеет столь объемистый желудок? Pro secundo[3]…
Жанна рассмеялась:
— Отличная лекция! Онтологическое доказательство бытия королевского…
— Но это еще не все. Завтра в полдень королева показывается народу…
— Не надо третьего тезиса, досточтимый доктор! Мы полностью убеждены вашей прекрасной речью, вы получите цепь и алмазы ордена Нищих духом и пожизненный пенсион в сорок два виргинских гроша…
— Почему именно сорок два?..
Продолжая болтать, они общими силами сволокли поднос на другой стол, придвинули свечи и уселись друг против друга. Жанна налила вино в хрустальные фужеры, которых почему-то было пять.
— Кубок Ее Королевского Величества! — вполголоса крикнула она, имитируя глашатая. — Бумм! Это пушки. Все гости сразу: «Урраа…»
Эльвира счастливо улыбалась, глядя на нее. Отпив немного вина, девушки набросились на еду, не слишком заботясь о правилах хорошего тона.
— Неплохо все-таки быть королевой, — говорила Жанна с набитым ртом. — Еда здесь почти как в раю. Эльвира, скажи, ты в самом деле не боялась за меня?
Эльвира отложила цыпленка и вытерла губы.
— Я боялась за тебя, — сказала она, — а за нас как ты сразу спросила, за нас — нет… Минутку, правда, боялась немножко. Но я ведь знаю тебя, как себя, и в тебе я никогда не усомнюсь.
— Спасибо тебе, Эльвира, — тихо и серьезно сказала Жанна. — Я тебя очень люблю. Ну, что же мы не едим! Вот вкусный-превкусный кусочек, на.
— Спасибо, Жанета, — подчеркнуто буднично ответила Эльвира. — Кусочек и впрямь на редкость вкусный.
— Неплохо быть королевой… — повторила Жанна, облизывая пальцы. — Знаешь, гости мне кричали: «Жизнь! Жизнь!» Уж не знаю, кто придумал. У них это как-то само собой получилось… Это будет боевой клич виргинской армии… а? Ой-ой-оой, — она потянулась и зевнула, — уже совсем светло, я же не высплюсь… Ты не уйдешь от меня никуда? На этой кровати мы с тобой два раза сможем поместиться…
— Ну куда же я уйду от тебя, беленькая моя?
Разумеется, она не выспалась. С девяти часов утра начались ванны, завивки и прочее. Жанну облачили в сверкающее платье белого шелка, натянули на руки белые кожаные перчатки до локтей, на плечи накинули короткий белый плащ с горностаевым подбоем. На пышно взбитых золотых волосах чудом держался маленький белый ток. Обряженная таким образом, она проследовала к парадным дверям, где ее усадили на белого, как молоко, коня, в сбруе, украшенной сверкающим серебром. Все было изящно и красиво, и все были изящны и красивы, но Жанна не ощущала изящества и красоты своего наряда своей лошади и своей свиты. Скучливым взглядом следила она за колыхающимися впереди копья ми, перьями и знаменами, и в этот миг менее всего чувствовала себя королевой.