— Я не могу вам помочь, — меж тем продолжил охранник — потому как сам не знаю где искать этот вход. Впрочем, у вас есть время.
Он смотрит на часы.
— У вас есть полчаса для поиска, потом я вынужден вас забрать.
— Хм! — Вера, повела плечом, не переставая раскачиваться, — если вы не знаете, то и я не найду. Не будем терять время, пойдемте!
Она решительно поднялась, правда, чуть не упав, от удара скамейки по ногам — не рассчитала свой рывок вперед и чуть не поплатилась за это — но горбоносый не засмеялся. Он отчего-то печально смотрел на неё, и от этого взгляда Вере стало не по себе, словно её жалели, как жалеют умственно отсталых людей, каких-нибудь олигофренов или имбецилов.
— Чего вы уставились? — грубо спрашивает она, не считая нужным прятать свое недовольство.
— Вы теряете свой шанс, — мягко сообщает он, не обращая внимания на грубость, — попробуйте, вы ничего не теряете.
— Да чего пробовать-то, вы же не говорите.
— Осмотритесь вокруг. Мне не дано видеть того, что можете увидеть вы.
Горбоносый отступает назад, к входу в лабиринт. Небольшая полянка, где стояла качающаяся скамейка, было пустой за исключением окружавших её садовых цветов, яркими вкраплениями оживлявших зелень. На полянке ничего не было, здесь не могло быть никакого входа ни туда, ни обратно.
«Да ладно! — возмущенно думает Вера про себя, — какого черта я развесила уши, и слушаю этого чудика? Мне же надо бежать их здания, как я могла забыть?»
Она хотела идти, решительно отодвинув рукой в сторону стража лабиринта, но что-то заставило её пройти вокруг дачной качели, безжизненно и одиноко замершей на своих цепях. Эта деревянная качелька никуда не могла уйти отсюда, намертво прикованная к опорам, в отличие от неё, Веры, полностью свободной в своих желаниях.
Медленно двигаясь и с напряжением глядя вниз, Вера вскоре оказалась позади качелей.
«Ну вот, как я и думала, ничего нет!» — решает она и уже собирается повернуться к Горбоносому, съязвить на его счет и насчет его историй о сказках, но в траве обнаружился некий небольшой камень.
Он был серым и плоским, несколько потертым, и Вере показалось, что камень был потерт другими ногами, людей, бывших здесь прежде. Она подошла, встала на него. Вдруг лицо Горбоносого поплыло, сделалось нечетким и зыбким.
Вера пьяно улыбнулась, не понимая, откуда в её крови взялся алкоголь — деревья, лианы джунглей, цветы, скамейка — все внезапно стало белесым, исчезающим в плотном тумане, как будто художник-абстракционист, которому надоела собственная мазня, взял ведро с белой краской и принялся заливать неудачную картину.
