Отец и сын долго веселились. Стоило припомнить, как Кальпурния отозвалась о «дурочке — императрице», их разбирал смех. Вечером Ларций рассказал о визите Волусии, и они вместе нахохотались. Исправить нрав Кальпурнии было не под силу не то, что богам, но и самой философии. Ее невозможно было убедить жить по природе, потому что Кальпурния Регула жила вполне по природе. Однако, задался вопросом Ларций, можно ли назвать ее жизнь добродетельной? Эта загадка очень насмешила его. Вообще, в те дни Ларций очень много смеялся. Порой сам с удивлением спрашивал себя — неужели это он, отставной префект, калека и сын государственных преступников, заливается? Но вопросы родились потом, а до того…
А до того они с Волусией, Ларций уже не помнит как долго, не вылезали из спальни. Сказать, что ему было хорошо с Лусиолочкой, значит, оскорбить природу пустым словоразбрасыванием.
Она была необыкновенно хороша и очень скоро стала чувственна.
* * *
В полночь на стенах Цитадели вспыхнули большие костры — их было видно по всему городу, и специально подобранные команды начали облаву. «При задержании убивать всякого, кто посмеет взять в руки оружие», — этот приказ Ларций еще раз напомнил подчиненным. Затем, проверив посты, следившие за логовом бандита, префект постучал бронзовым кольцом о металлическую пластину..
Фосфор заранее, еще в подворотне, предупредил — дверь в лавку ломать бесполезно, крепка. Пока будем возиться, разбегутся или попрячутся. Надо бы с хитринкой. Сделаем, кивнул Ларций
За дверями послышался шорох, затем хриплый голос спросил.
— Кто?
— Свои, — ответил Ларций.
— Кто свои?
— От Марка Аквилия.
— Что случилось?
— Пусть Сацердата немедленно явится к хозяину.
— Это ты, Порфирий?
— Разве не видишь?
— Не вижу, ты в плащ закутался, а на улице ночь. Поднеси огонь к лицу, хочу взглянуть на твой нос.
— Где же я тебе огонь посреди ночи добуду. Разве что устрою пожар?..
Наступила тишина, потом дверь скрипнула, и узкая полоска света упала на порог и замощенную камнем улицу. Комозой было поднял руку, предупреждая своих людей, однако Ларций дал отмашку — ломиться рано, дверь прихвачена изнутри.
— Ну, сними капюшон? — предложил тот же хриплый голос.
— А это видал?
Ларций показал обрубок, с которого предварительно снял крюк.
За дверью поохали, потом послышался кашель, наконец, что‑то отчетливо заскрипело, и как только створка начала приоткрываться, два громадных испанца дернули ее на себя. Привратник вылетел на улицу, там его стукнули по голове рукояткой меча, тот сразу упал на мокрую мостовую и притих.
