— Полагаешь заказать протез — это наилучший выход в моем положении? Тогда я буду спокоен и за имущество, и за родителей?
— Безусловно.
Они помолчали, после чего хозяин задал неожиданный вопрос.
— Как тебе Траян, Ларций?
— Который? — не сразу сообразил гость. — Отец или сын?
— Сын, наместник Германии.
— Я с ним едва знаком. Мы встречались в Германии, куда Марк перегнал свой легион, и еще раз здесь в Риме, в девяносто пятом году. Семья хорошая, знатная. Отзывы положительные. Громила что надо, спит на голой земле, вынослив, как мул. Любимое развлечение — охота, и чтобы в диких местах, и чтобы до истомы.
— Значит, любит продираться сквозь дебри? — уточнил хозяин.
— Не только. Еще любит лазать по горам. Ребята рассказывают, где не появится, ни одной горы не пропустит. В Альпах влез на самую высокую вершину. А еще любит плавать по морю, когда оно неспокойно. Или грести на лодке. Оружием владеет хорошо.
— Лучше тебя? — усомнился Фронтин.
— Иберийским мечом лучше. Пилумом* (сноска: Особого рода копье, которым были вооружены римские легионеры, начиная с реформ Гая Мария. Оно отличалось большим весом и длинным (не менее метра) наконечником. Щит, в который попал пилум, было невозможно удержать в руках, и противник вынужден был бросать щит, что ставило его в невыгодные условия в рукопашной схватке.) лучше — на расстоянии сорока шагов попадает в медную монету. Сказать, кто в бою лучше владеет щитом, трудно, я — конный. Характер у громилы спокойный, нос не задирает, хотя в тридцать восемь лет стал консулом. Другой на его месте уже из носилок не вылезал бы, а этот в походах идет впереди войска. Шаг хороший, ровный.
— Это радует, — одобрил хозяин.
— Что радует? — не понял Ларций.
— Что шаг широкий, ровный…
— А — а.
На том и расстались.
Через несколько дней, еще раз обстоятельно обдумав состоявшийся разговор, Ларций обнаружил в словах старика некое умолчание, неожиданно больно его задевшее. Что‑то Фронтин не договаривал — и насчет механической руки, и насчет кинжала, который оказывается можно незаметно пронести в наручной повязке. Интересно, зачем кому‑то понадобилось проносить оружие, спрятанное под повязкой?
В любом случае эта скрытность крепко обидела Лонга, однако, как ни странно, она же и подарила трепетную надежду. Неужели в Риме нашлись люди, которым более невыносимо состояние страха и ощущение пропасти, в которую по милости озверевшего тирана катилось государство? Неужели кто‑то всерьез взялся за особого рода гимнастику, которой увлекались Брут и Кассий* (сноска: Руководители заговора против Юлия Цезаря), за организацию проноса кинжала в тщательно охраняемые покои императора? Через неделю, решив проверить, в верном ли направлении работает мысль, Ларций решил повторить опыт и навестить давнего покровителя их семьи, также бывшего консула, Кореллия Руфа.
