— Но если у меня все получится, то, значит, боги одобрили мой план, — возразил Майаннон.
— Не получится, — заверил Ирраййон. — Ты замахнулся на невозможное.
— Почему? — недоверчиво хмыкнул бунтарь. — Предки приручали Великих Змеев и пересекали океан.
— Даже если так, то боги покарали их за самонадеянность, — недовольно проворчал старик. — Вспомни катаклизм! Предки осмелились захотеть больше, чем следует! И были наказаны!
— Никто не знает причин катаклизма, — не согласился Майаннон. — К тому же вы забыли о Неназываемом. Он всегда призывал заглянуть за горизонт…
— Откуда ты знаешь о нем?.. — хрипло выдохнул Ирраййон, его глаза расширились. — Ты…
— Слишком молод, чтобы знать о демиурге, — с трудом сдержал смех бунтарь. — В древней библиотеке, которая вас не заинтересовала, еще и не то есть.
— Придется заняться ею… — помрачнел старый жрец.
— Изъять и сжечь! — скривился Майаннон. — Ваш девиз…
— Людям не нужно знать лишнего, — поучающе поднял палец Хранитель Врат. — Не то такого наворотят, что и демиург не разберется.
— Зря вы так, — укоризненно покачал головой бунтарь. — Давайте поглядим, будут ли боги завтра на моей стороне.
— Хорошо, — вздохнул старик. — Пусть будет по-твоему. А ведь ты мог занять мое место, я готовил тебя себе в преемники…
Он покачал головой, тяжело встал и скрылся в темноте. Только скрип шагов по песку еще долго раздавался вдалеке.
— Хоть бы только он играл честно… — почти неслышно прошептал Майаннон.
Ведь старик вполне мог послать кого-то, чтобы испортили корабль или пробили несущие его воздушные пузыри. Жрецы часто тем или иным способом останавливали неугодных им людей. И списывали все на волю богов. Сам был жрецом, знает.
Решив никуда не идти, Майаннон не заметил, как уснул, прислонившись к борту корабля, который они с друзьями назвали «Надеждой».
Разбудили молодого жреца лучи солнца, пробежавшие по векам. Он пружинисто встал, размял затекшие суставы и широко улыбнулся. Пришел день торжества, день удачи. Или смерти. Это уж как сложится.
Жгучая обида до сих пор не давала Ненике дышать, она с трудом сдерживала слезы, но сдерживала, не желая быть слабой даже наедине с собой. К тому же случившееся к лучшему — теперь она свободна, как ветер. Да, эта сволочь Хаммели орала, что подаст жалобу в княжескую стражу и с девушки взыщут все, что она должна за то, что выросла при дворцовой кухне. А коли денег нет, то отправят в каменоломни. Вот только пусть попробуют поймать опытного корнелаза!
