Месяца два спустя, я узнаю из интервью Валерии Ильиничны: на вопрос «Есть ли у Вас то, что называют «настольной книгой»?» она отвечает «Постоянно у меня лежит Толкиен, очень жить помогает».
Розамунде зашла в комнату, где я читал и тут… понеслось. До ужаса интересная тётка. Ни следа безумия. Жутко эрудированная. Рассказала, что сошла с ума на исламе. Доходит до того, что она готова взять в руки оружие и уничтожать всех врагов Аллаха. Она уже многократно здесь. На следующей неделе её выписывают. Рассказывала о том, что она суфистка. Что первым её мужем был занудный немец, которого она бросила и который счастлив в другой семье, у него теперь есть ребёнок, которого она ему дать не могла. С тех пор у неё регулярно новые мужчины: все как один с Ближнего Востока и из Африки. Она постоянно сыплет фразами на арабском. Мы проболтали в тот первый день часа четыре к ряду. Нас пришла выгонять медсестра. На часах 23:00. Разбегаясь по палатам, Розамунде просит дать ей мой телефон. Также как и Эделе я отвечаю ей: Телефона нет, адреса нет. Телефоны я не люблю, а живу здесь — в 5.2.
Ну, т. е. вам всё ясно, да? что я попался во второй раз. И этот раз был ещё более ужасный. Розамунде была в сто раз интереснее Эдэле, но и в сто раз навязчивее. Теперь у меня просто не осталось своего личного времени. Розамунде бесцеремонно выцарапывала меня из моей берлоги и вела куда-нибудь поболтать. Всё это с тысячью извинений, всё как положено, но кому от этого бывает легче? Так же, как и Эдэле она находила меня приятным собеседником, смешным, забавным. Хохотала над моими шутками и наблюдениями. Так же, как и Эделе она советовала мне писать книжки…
Я не стал избавляться от Розамунде на пример Эдэле, т. к. знал, что та должна была быть выписана в середине предстоящей недели.
У Программиста появился CD-плеер. Он его теперь регулярно слушает, лежа на животе. Всё время при этом косится на меня взглядом. Из наушников доносится немецкий рэп.
Каждый раз теперь, когда я захожу в комнату, он тут же убегает.
На третий день после появления CD-плеера Программист пропал. На его место привели бесцветного мужика. О нём нечего рассказать. Разве что глаза у него были заплывшие жиром. Тонюсенькие щёлочки вместо глаз. В них каждый раз хотелось бросить монетку. У меня остались 3 жетона от питерского метро. Хотя нет, есть и ещё одна отличительная черта: он безумно храпел. Извинялся за это, но ночью был невозможен. Может быть, что со временем я бы и к этому привык.
