Как же нам жить на земле
Просто, неспешно, сердечно?
В мире, лежащем во зле,
Слово и музыка вечны.
Жизнь поместилась в семь нот.
Но в суете быстротечной
Всё в этом мире пройдёт.
Слово и музыка вечны.
* * *
В. Чижевской
Поэты не пишут доносы,
Что всё здесь не так – вкривь и вкось –
Про сложную жизнь и партвзносы.
Уж так на земле повелось.
Как сладко начальству вопросы
Подкинуть про то и про сё.
Но вот ведь – не пишут доносы
Поэты, не пишут, и всё!
Под едкий дымок папиросы,
А слово их не воробей,
Поэты не пишут доносы.
Не пишут они, хоть убей!
Ну, нету у них интереса
Вот так расточать словеса.
Но можно представить Дантеса,
Открывшего миру глаза?
Поэты поют мадригалы.
Они поголовно добры.
Они посылают сигналы
В иные миры.
Светлана КЕКОВА, САРАТОВ
У Софийских ворот
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Станиславу Минакову
1
Никого не помилую,
только слёзы утру…
Гоголь с паном Данилою
тихо плыл по Днепру.
Волны серы, как олово.
Спят в земле мертвецы,
молодецкие головы
опустили гребцы.
Кто не спит, тот спасается,
Плоть приемля и Кровь.
Украина, красавица,
соболиная бровь.
Ни приветом, ни ласкою
не разбудишь меня,
только сталью дамасскою,
вольным храпом коня…
2
Стражу к городу вывели,
в хлев загнали овец.
Спит в сиятельном Киеве
есаул Горобець.
С голубями и птахами
мчит его экипаж
в дом, где борется с ляхами
друг его Бурульбаш.
Полночь многоочитая
в храм идёт на поклон,
чтоб уснуть под защитою
чудотворных икон.
Но не дремлют отдельные
мертвецов позвонки,
заведенья питейные,
казино и шинки,
синим светом подсвеченный
тот, чьё имя – Никто,
и проказою меченный
вождь в заморском пальто.
Он танцует «цыганочку»
со страной на горбу,
дразнит мёртвую панночку
в одиноком гробу.
И, не видя противника,
у Софийских ворот
Гоголь в облике схимника
на молитву встаёт.
ВОЛШЕБНАЯ РЫБА
Этери Басария
На Страшном судищи без оглагольников обличаюся,
без свидетелей осуждаюся, книги бо совестные
разгибаются, и дела сокровенные открываются…
(Из тропаря по третьей кафизме)
Надев златотканую ризу, сидит безутешная мать
и хочет волшебную рыбу для мёртвого сына поймать.
Вокруг неё – травы и воды, и годы страданий и бед,
а в ней – времена и народы, и праведной совести свет.
В руках она держит корзину, в корзине – иголка и нить…
Я знаю – убитого сына боится она хоронить.
