— Я слышал, пока меня не было, вы ввязались в перепалку и в перестрелку, — Скорцени закурил сигарету. — Я предупреждал тебя, — он взглянул на Маренн, и она заметила, что взгляд его потеплел, — американцы вполне обойдутся без твоей заботы. И уж конечно, инцидент, который случился днем и о котором только и толкуют при штабе Дитриха, без вашего участия не обошелся? Без твоего участия?
— Да, фрау пришлось взяться за налаживание дисциплины, — ответил вместо Маренн Раух. — Видно, сам Пайпер и подчиненные ему командиры немного упустили это из вида. Слишком увлеклись преследованием американцев.
— А что сделали с этим Флепсом, который устроил бойню? — спросила Маренн.
— Я еще не видел Пайпера, — ответил Скорцени, доставая из вещмешка флягу с горячим кофе. — Но вряд ли его накажут всерьез. Он опытный боец. А после потерь, которые дивизии понесли на Восточном фронте, каждый такой солдат или унтер — на вес золота. Ну, наставления выслушает, конечно. Но особо заниматься воспитанием никто не станет, надо двигаться вперед.
— Однако американцы не собираются оставлять этот случай без внимания, — сообщил Раух. — Уже все известно аж в Вашингтоне. Они обещают, что, когда вернут себе Линьевилль и Мальмеди, пришлют корреспондентов, все сфотографируют, в общем, раздуют дело. Хотя знаешь, сколько их просто изображало из себя мертвых, а потом, когда начало темнеть, драпануло на север — почти что с сотню. Мы не стали за ними гоняться. В конце концов, все равно рано или поздно нарвутся на наших. Только тратить силы впустую. У них вообще, я заметил, — добавил Фриц, открывая банки с консервированной колбасой, — это отработано, притворяться мертвыми. Один упадет, убитый по-настоящему, и тут же еще пять рядом падает, как бы за компанию, на всякий случай. Просто полежать. А потом сбежать, пусть другие отдуваются. За англичанами я такого не замечал. А американцы просто через одного — актеры. Очень практичный народец.
— Я, пожалуй, пойду, посплю хоть час, — Маренн встала с подбитого войлоком плаща, расстеленного на снегу. — У меня от этого Флепса и его фокусов голова раскалывается.
Она решила, что Скорцени ничего не заподозрил. И успокоилась. Как оказалось, совершенно напрасно. Едва она отошла на несколько шагов, он спросил Рауха:
— У тебя с Маренн что-то есть?
Она с трудом заставила себя не повернуться. Последовала пауза. В напряженной тишине звякнул нож о банку.
Потом Раух ответил:
— У меня с Маренн не что-то. У меня с ней — все. Но не волнуйся. С моей стороны инициативы не будет. А насчет нее ты все сам знаешь. Если она захочет быть со мной, я готов отправиться на Восточный фронт. Ты знаешь, я на ее стороне.
