Он наклонился, поцеловал ее в губы.
— Еще бы, с таким-то рисунком. У парня недюжинный талант.
— В его манере есть что-то от Матисса, ты не находишь?
— Матисс, прерафаэлиты, это все слишком тонкая материя для нашего диверсионного дела. Но если ты так считаешь, я согласен.
Она теснее прижалась к нему и прошептала:
— Я так считаю, я так считаю. И я рада, что Кальтенбруннер все-таки разрешил поехать мне вместо Джилл. Она бы никогда не уговорила тебя сохранить жизнь английскому офицеру, пусть даже он талантливый художник. Пойти против инструкции и циркуляров. Мне, правда, тоже удается это не всегда, — она явно намекала на сорок первый год. — Но хорошо, что на этот раз получилось.
Пауля Эберхарта оперировали через два дня после того, как началось обследование. Операция длилась три с половиной часа. Маренн, как всегда, была точна и искусна. Бригада врачей под ее руководством, как слаженный ансамбль, действовала четко. Все это время фрау Лотта ожидала там, где ей указали, — в специальной комнате для посетителей, обставленной уютной мягкой мебелью. Она не могла найти себе места и сама сбилась со счета, сколько раз она прошла по комнате — от окна до двери и назад.
— Вы должны знать, что каждая операция на головном мозге уникальна. Будем надеяться — все завершится успешно, — сказала ей доктор накануне. Теперь эту последнюю фразу: «Все завершится успешно», — фрау Лотта повторяла как заклинание.
В этот же день Кальтенбруннер прервал затянувшееся молчание и без особого удовольствия сообщил Скорцени, что его рапорт удовлетворен — вместо Джилл Колер в составе диверсионной группы в Арденны направится Ким Сэтерлэнд.
— Я слышал, что без вмешательства рейхсфюрера дело не сдвинулось, — иронично осведомился Алик, узнав новость. — А того как следует подзадорил наш общий шеф.
— Да, Шелленберг имел беседу с Гиммлером. После чего тот позвонил Кальтенбруннеру.
— Ему отпускать Маренн в Арденны под пули — как нож по сердцу, но он понимает ее чувства — все ради того, чтобы спасти Джилл. Я думаю, это правильно. Коли Кальтенбруннер не может пережить, что отряд вообще останется без дам. Чепуха какая-то!
— Он не может пережить, чтобы признать, что его затея — глупость, и ничего больше.
— Я согласен.
— Я еду в Шарите, надо сказать Маренн.
Скорцени спустился к машине. Они приехали в клинику, когда операция уже подходила к концу. Невзирая на протесты медсестер, Отто поднялся к операционной, подошел к стеклянной перегородке, наблюдая за Маренн. Она, конечно, его не заметила. Тогда он спустился в вестибюль.
