Шеель, например, уверил себя, что на его долю выпало все самое скверное, что могло приготовить им совместное будущее — отсидку с постоянным ожиданием расстрела, в то время как его альтер эго, его тень, будет просиживать в салонах штаны, пользоваться его капиталом, любить женщин, которых должен был любить он, Алекс фон Шеель, ведь судя по заданию, НКВД обязательно постарается свести его с Магди Майендорф, о которой у Алекса остались самые теплые воспоминания. Эта симпатичная, всегда умытая, сверхаккуратная и ухоженная девочка часто являлась ему в сне. Здесь не было ничего сексуального. Странным образом Магди олицетворяла Германию. Отчасти это был бред, но Еско и бредом не хотел делиться с Закруткиным.
В свою очередь, Анатолий ни капельки не верил Шеелю и полагал, что тот все равно каким-нибудь хитрым способом предаст его, и он будет не в силах предотвратить провал. Каждый из них винил другого, что тот загоняет его в тиски. Каждому было не по себе от одной только неотвязной мысли, что добром это поручение ВКП(б) закончиться не может. Рано или поздно их поволокут на казнь, с кого потом спросишь за такой итог?
Это очень мешало работе.
Удивительно, но их внешнее сходство, а также откровенное неприятие друг друга, остроумнейшая пикировка на допросах, как магнит притягивала к себе таких крайне занятых, неподкупных и, не побоюсь этого слова, суровых до абсолютной черствости людей как мои начальники. Если присутствие Федотова и Фитина на допросах объяснялось служебными обязанностями — именно им была поручена роль кураторов, то посещение допросов — или, точнее, бесед — наркомом НКГБ В. Н. Меркуловым, его странные наводящие вопросы, с помощью которых он пытался выявить причину неприязни, придавали этим посещениям, а также вопросам, которые он задавал, — какой-то несовместимый с лубянским воздухом гротесково-театральный или, скорее, киношный характер.
Не допрос в лубянских подвалах, а творческая перебранка в каком-нибудь дореволюционном литературном кафе!
Побывав на допросах, Меркулов неожиданно задался вопросом — не являются ли Шеель и Закруткин родственниками? Для проверки этой версии были подняты горы материалов, задействованы несколько сотрудников. Благо, я в этой мышиной возне не участвовал, у меня своих забот хватало. В конце концов Всеволод Николаевич сделал сенсационное открытие — причина неприязни в том, что они оба оказались чужими друг другу людьми. Конечно, Владислав Николаевич являлся известным драмоделом, знатоком человеческих душ, мастодонтом пера, правда, доморощенным и раскритикованным самим Петробычем, однако я нутром чуял, дело здесь не в родстве, не в отсутствии родства, не в какой-то мистической подоплеке, а во вполне определенной, правда, пока еще неясной, непознанной конкретике, в наличии которой я убедился после случая со Светочкой и колебаниями старшего Закруткина в отношении судьбы его сына. Именно тогда мне посчастливилось прикоснуться к головокружительной тайне, которую можно было бы обозначить как поиск согласия.
