— Когда я все-таки ее решил, то понял, что это нужно с кем-то обсудить. По крайней мере, я хотел быть уверенным, что в моем решении есть смысл. И что я пока еще в своем уме. Я ведь не знал, что может стоять за такой… странной формулой. А главное, кто.
— И все-таки осмелились к нам приехать?
Я кивнул.
— А вам не приходило в голову, что вас позвали в ловушку?
— Приходило. Но выбора не оставалось. Тем более что вы своим письмом косвенно подтвердили — как бы сказать? — возможность чуда.
— Да. В этой истории все чудо. Чудо уже то, что вы ее решили. Там, у себя, не зная, что за этой формулой стоит реальность. И чудо, что она попала прямо к вам, а не к кому-нибудь другому.
— Другой бы тоже мог решить. В конце концов, не я на этом свете самый умный.
Бет удивленно заглянула мне в лицо, как будто я сказал что-то сенсационное, и ответила с сомнением в голосе:
— Не знаю. Но думаю, вы были достаточно умны, чтобы, уезжая, оставить себе страховку.
— То есть?
— Отдать задачу на хранение какому-нибудь надежному человеку и приложить инструкцию: как быть, если вы вдруг пропадете. Кстати, вам нужно позвонить в Москву, сказать, что вы благополучно до нас добрались?
— Нет, не нужно. У меня нет страховки. Я в самом деле сжег все: условие, решение, черновики. Потому что действительно испугался большой катастрофы. А моя голова — как это ни глупо звучит — в общем, мелочь…
— Но о вас кто-нибудь волнуется? Кого-то нужно успокоить?
— Нет. Не нужно. Никто не волнуется.
— Но кто-нибудь хоть знает, где вы?
Мы уже давно стояли на маленькой уютной площади, и Бет почти кричала на меня.
— Бет, почему вы сердитесь?
— Да потому что так нельзя! Родителям вы что сказали?
Она смотрела на меня в упор, и я не мог не отвечать.
— У меня нет родителей. Они погибли в горах.
— Ох! — Бет опять зажмурилась. — Простите меня…
Я тут же пожалел о своей чрезмерной откровенности и ответил более или менее легким тоном:
— Ничего. Все в порядке. Пашка знает, где я. Мой однокурсник, начальник конкурса. Он прочитал ваше письмо, хотя его об этом не просили. Так что и ФСБ, наверно, тоже знает. Или узнает, если что. Вам от этого спокойней?
— А вам?
— Мне — нисколько. Даже наоборот. Как раз от вашей стороны я почему-то неприятностей не жду. Мне сразу показалось, что здесь меня не будут обижать. Я ошибаюсь?
— Нет. Здесь вам действительно никто не враг. Вы верите мне?
— Да, конечно, — я улыбнулся. — Но ведь и вы мне доверяете?
— Да кто ж вам не поверит? — вздохнула Бет.
