Антошка горячо заговорил о лотерее. Дед добродушно прояснился и с живейшим интересом стал слушать о заманчивой новости.
— Где ж я тебе возьму полтинник? — сказал он, наконец. — Они у меня не растут. Огурцы летом садил — выросли, а полтинников, милок, ни на какой грядке не найдешь.
— Да ведь у тебя на гроб были припасены?
— Тю! Махнул куда… Так ведь то похоронные. Их трогать нельзя.
— Дедушка… — замялся Антошка. — Ты же отказался помирать. Зачем тебе гроб?
— Вот чудак! — усмехнулся Назар. — А если смерть меня не спросит и придет все-таки?
— Я бы к тому времени отработал, — переступил с ноги на ногу Антошка. — Какую хошь работу сделаю.
Дед Назар почесал затылок, посмотрел на Антошку, на его ловкую коренастую фигуру, заглянул с пристальной зоркостью в синие надежные глаза и крякнул:
— Что ж, парень, надо тебя уважить. Авось и ты меня когда-нибудь уважишь…
Через две минуты он хозяйственно вынес из избы полтинник и, как взрослому, вручил Антошке.
Не чувствуя под собою ног, Антошка побежал в сельсовет. Там уже было много народу. Все рассматривали лотерейные билеты, подносили на свет, нюхали пахучую, свежую типографскую краску, но покупать пока никто не решался.
— Ну, давай, — торжественно протянул Антошка полтинник Толоконцеву.
— Вот это я понимаю. Вот это делец! — искренно обрадовался Толоконцев. — На, бери, друг, бери. Счастливо!
— Рисковый парень! — с одобрительным уважением удивились мужики.
А рыжий Данила ехидно скривил губы и, точно занозу всадил, рассмеялся нараспев:
— Плакали твои денежки, голубок!.. Пропал полтинник. Ай-яй-яй…
Но Антошка в ответ только бровями метнул — быстро и уверенно:
— Посмотрим!
Он бережно положил билет в карман и с радостным возбуждением покатился на ледяшке домой, юркими скачками отталкиваясь от плотно застывшей белой дороги, звеневшей, как литой чугун.
Дома, к величайшему своему изумлению, Антошка застал совершенно неожиданную картину. Давешний китаец, весь посветлевший и обмякший, как гость, сидел за столом, а Антошкин отец хлопал его по плечу и восторженно говорил:
— Ли-Чан! Друг!.. Дорогой ты мой товарищ, да неужели это ты?..
Китаец нежнейше сиял своими таинственными косыми глазами и мелко кивал головой:
— Я сам… Я.
— Антошка! — обернулся отец к стукнувшей двери, — смотри, кого я встрел, — друга вернейшего. Мы с ним вместе в Красной армии воевали, вместе голодали, мерзли, хворали, горе и радость одним сердцем принимали…
Ли-Чан взглянул на Антошку и вдруг узнал своего защитника. Лицо его вспыхнуло.
