— В известной степени — конечно. Он принадлежал к этой новой мафии, которая и диктует, в конце концов, в профессии свой выбор, если не сказать — закон.
Комиссар прошелся по комнате, вернулся к камину и стал машинально покачивать резную люльку темного дерева, покрытую тонкой патиной. Он попытался представить себе действия в предлагаемых обстоятельствах «человека без кожи».
— Как вы считаете, Элен, мог бы Робер Дени осуществить свои угрозы?
— Вы думаете, я способна залезть в его шкуру? Как это сделать? Как тут вообще можно рассуждать хладнокровно? Как определить порог, за которым неудачи, помноженные на озлобление и ненависть, могут одним мощным ударом превратить экзальтированного человека в убийцу? В какой момент слова переходят в действие? — Она покачала головой. — Нет, я не в силах сказать вам, когда мы, актеры, перестаем играть роль… Выходя со сцены или покидая съемочную площадку, мы на несколько часов перестаем быть персонажами пьесы и становимся самими собой. То есть опять-таки персонажами, которых мы играем изо дня в день, без выходных и отпусков, сталкиваясь с другими людьми в повседневных делах и в личной жизни… Нет, не знаю… — Тень разочарования легла на лицо актрисы. — Знаете, по утрам мне случается врать даже себе самой… Перед зеркалом… Потому что так хочется назвать «усталостью» то, что у Расина метко определено как ущерб, нанесенный годами… И безвозвратный… — Она жестом остановила комиссара, пытавшегося возразить. — Вы галантны, комиссар, и женщине всегда приятно слышать, будто она совсем не изменилась. Даже если она отлично знает, что это не так… Главное — ограничить этот… этот «ущерб» и сделать его как можно менее заметным.
Тьебо снова принялся ходить взад-вперед, поменял трубку и стал набивать новую.
— Говорят, некоторое время Шарль Вале был любовником Мишель Ванье… Так?
Элен вдруг разозлилась.
— Я требую, чтобы относились с уважением к моей личной жизни, а это обязывает меня уважать личную жизнь других людей! Не рассчитывайте на меня, комиссар, если хотите услышать отголоски альковных сплетен.
Он пожалел о неудачном вопросе. Нет, даже не о вопросе — о тоне, которым задал его. Но что теперь поделаешь? Надо продолжать…
— В котором часу вы приехали в тот вечер в Нейи?
— Около десяти.
— Может быть, вы видели, как кто-то входил к Шальвану или выходил от него?
Она заколебалась, но Тьебо был настроен решительно:
— Весьма сожалею, теперь уступить не могу: здесь речь не идет об уважении к чьей-то личной жизни. Требуется засвидетельствовать точный факт в деле об убийстве!
