Рисовать тоже бессмысленно, но от этого, по крайней мере, не становится хуже. Водишь туда-сюда огромной кистью, похожей на щётку Ильиничны, и тебя начинает ритмично покачивать, как будто ты и в самом деле на море. На море было хорошо… лет десять назад, и мама с папой всё время целовались, стоило ей отвернуться. Но, конечно, не поэтому. Просто — хорошо. Хотя, казалось бы: всего лишь много солёной воды с приличным уровнем загрязнённости, ещё и растущим с каждым годом.
Девки о чём-то жужжат за её спиной. Не то чтобы им интересно. Обычный пустопорожний информационный шум, заполняющий время. Безымянная девочка на костылях с койки у окна, как всегда, молчит: это не хуже и не лучше. Никак.
Снова мелькает имя Славика, потому что врач тоже новенький и ещё не совсем надоел. Но он ничего не значит и не может, со всеми его уколами и капельницами, которые до одного места при СО.
Вот только никакой он не блондин. И как они не видят?
— Так, Юльхен, а теперь не дышим… и опять вдох-вы-дох. Ну что, молодцом. Ещё недельку поукрепляем организм, и можно запускать следующую химию. Одевайся.
Юля застегивает молнию на груди. Жалко, что у неё не такая грудь, как у Светки из второй палаты… а вообще-то, какая разница? Ему всё равно. Он же знает, что она скоро умрёт.
— Ярослав Александрович…
— Что, Юль?
— Нет… ничего.
Неважно. Скажет она ему что-нибудь или нет — ничего не изменится. Он уже даже не смотрит на неё, отвернулся к окну, щурит глаза, и его волосы против света особенно, невероятно сверкают. Золотой… Юля улыбается. Правда, всё это опять-таки не имеет значения. Жаль.
— Ярослав Александрович, я хочу рисовать новую картину. Можно?
— Это к Алле Сергеевне… Да ты что?!
Он оборачивается, в его глазах — радостное удивление. Как если б он только что вошёл и увидел не её, худенькую, лысую и обречённую, а что-то совсем другое, такое, чему стоит радоваться и удивляться.
— Так ты у нас в самом деле идёшь на поправку?
Юля рисует на новом холсте. Точно посередине, что означает чёткую фокусировку понятия. Алла Сергеевна пока затрудняется определить, хорошо это или плохо. Но в любом случае скачок колоссальный. Юлино море, конечно, не шедевр маринистической живописи, но вполне законченная работа, которую девочка признала таковой раньше, чем первоначальный ценностный образ пропал и растворился в бурых наслоениях беспорядочных мазков. Закончила — и сразу же взялась за новую картину. Она молодец, она справится. И надо во что бы то ни стало ей помочь… правильно помочь.
