Ковыляю по неровным плитам вдоль берега. Как на ладони — с какой точки ни смотри. А необходимо спрятаться, скрыться. Кто-нибудь должен мне помочь.
Иногда кажется, что легче спастись, затеряться самой. Но так думать нельзя.
Навстречу идёт женщина. Молодая, в дешёвой курточке и платке. Идёт вдоль берега, что-то? — или кого-то? — высматривая из-под руки козырьком. Хочется развернуться и бежать опрометью, не оглядываясь.
Ускоряю шаги. Подхожу:
— Здравствуйте. Я хочу вам…
Она всплескивает руками:
— Ничего себе! Ты же вся промокла, да как это так угораздило? А что у тебя с лицом? Ой, бедняжка… пошли, пошли.
Сдёргивает платок, обматывает мою мокрую голову. Берёт меня за руку и, развернув спиной к морю, целеустремлённо ведёт куда-то. А как же то, что она искала? Или она искала — меня?!
Всё же рассказываю ей. Скомканно, почти равнодушно. Она кивает в такт моим словам и нашему всё убыстряющемуся шагу. Местами издаёт сочувственные междометия. Я не верю в её сочувствие. Я вообще ей не верю.
Нет! Ни за что!! Нельзя!!!
Верю.
Мы подходим к низкому широкому строению без окон, с одной двустворчатой дверью. Женщина нажимает на кнопку при входе; дверь открывается натужно, очень толстая на ребре. За ней — ступеньки вниз. В бункер. Наверное, какой-то другой вход. Не хочу!..
Отталкиваю её, вырываюсь, бегу.
Мы сталкиваемся в сплетении узких улочек, нос к носу, глаза в глаза, неожиданно, вопреки теории вероятности: два маленьких шарика в огромном лабиринте. Я её не помню. Узнаем друг друга по синюшным точкам по краям лица. Но её лицо — и вправду невыразимо прекрасно.
— Ты тоже? — спрашивает она.
Киваю.
— Давно?
— Не знаю… Тут было утро. Да, уже давно.
— А я только что. Но они, кажется, успели сообщить… Ты сама выдёргивала булавки?
— Сама. Видно?
— Главное, чтобы заражения не было. Распухло, ужас. Я дождалась, пока снимут.
— Наверное, правильно сделала… Но я не смогла.
— И как ты?
— Никак. Пока.
Слышатся шаги. Где-то близко, на одной из соседних улиц. А может быть, и не очень близко — здесь хорошая акустика. Только запутанная так, что практически невозможно определить направление звука.
Но она всё-таки срывается с места:
— Пошли! Там человек!
— Зачем? — спрашиваю устало.
— Надо ему рассказать! Он нам поможет!
— А если нет? Ты же сама сказала, что они уже сообщили о тебе. А обо мне так несколько часов назад. Вдруг он…
Она смотрит на меня во все глаза. Прекрасные и чистые, как море.
— Лучше отсидеться здесь, — всё-таки говорю я. — До темноты. Безопаснее.
