ЮНОША. Неужто в двадцатом году еще воевать?
СТАРИК. А ты думал! Так тебе господа и отдали Россию даром! Генералов на вас пойдет без счета, капитализм всей планеты поднимется. Только начинается гражданская война. Еще ой-ой насидишься в седле, натопаешься по снегам-степям. Четыре раза с Таней будете расставаться, на разные фронты попадать.
ЮНОША (вздыхает). Мы-то считаем, только вот с германцем сейчас справиться… Ну ладно, раз так.
СТАРИК. Ты слушай меня. За многое не берись, понял? Я вот даже английский принимался учить в лазарете — с парнем лежали на койках рядом, думали, пригодится мировую революцию делать. Но это было зря… На рабфак не пробуй, только время потеряешь. А Таня пусть не учится на врача, пусть другое что-нибудь… Или взять завод в Иваново-Орловском. Мы его сразу после гражданской восстанавливали. Знаешь, как выкладывались. На тачку земли навалишь — еле стронуть — да еще бегом по доскам. Не то восстановили — новый построили. Но в сорок втором сгорел тот завод, а теперь уже мало кто помнит, что был… В общем, жилы не рви на той стройке.
ЮНОША, Понятно… Значит, ты совсем один остался?
СТАРИК. Ну, есть тут — я тебе говорил. Только они не родные,
ЮНОША… Голодуешь?
СТАРИК. Кто?… Я?
ЮНОША. Ты.
СТАРИК. Я, что ли, голодаю?… Это спрашиваешь?
ЮНОША. Ну да.
СТАРИК. Скажешь тоже! Меня тут, куда посадить, не знают, чем угостить. Апельсины, ананасы — только бы ел. Лучших врачей приглашают насчет здоровья. Совестно даже самому… Только делать нечего, заняться — вот беда. Я же не могу эти… экологию, структурный анализ.
ЮНОША. Чего-чего?… Что это такое?
СТАРИК. Науки.
ЮНОША. Так они что — ученые, с кем ты живешь? Как же ты попал к таким?
СТАРИК. Я же рассказывал. С фронта приходили и оставались. А потом сами выучились, дети их выучились. Да у меня и у самого пенсия — выше головы хватает. Только она мне и не нужна.
ЮНОША. Так это что — те самые, что ли, которые в войну?… У вас как — солдаты учатся, рабочие? Не одни господа?
СТАРИК. Господа?… Господ давно нету. Все трудятся.
ЮНОША. Все?… А трамвая до сих пор не починили, дров не подвезли в Москву — бараки ломаете.
СТАРИК. Какие там дрова?… Ты мне говорить не дал. Скажи, ты знаешь Москву?
ЮНОША. Ну знаю.
СТАРИК. Так вот той Москвы нету. И той России… Вообще все другое. Трамваев мало в Москве, потому что метро. Под землей бегут вагоны. Сел на мягкую скамейку, за десять минут от Конной к трем вокзалам. Ни дров, ни керосина не надо — электричество светит, газ утепляет. Стоят огромные белые дома — десять этажей, пятнадцать, даже тридцать. И в них живут рабочие. По квартирам музыка играет — радио. Телевизоры — ящик, а в нем вроде кино, синематограф говорящий. Включил — и видишь, что в другом городе происходит, в другой стране, даже на дне моря или за облаками… Работают на заводах восемь часов, два выходных в неделю. На улице вечером тысячи огней: магазины, театры, кино, стадионы — такие места, где люди отдыхают, упражняются, чтобы стать красивей, здоровее… А улицы сами! Не развалюхи в грязи по окна, а проспекты под асфальтом, широкие площади с цветами, деревьями, воздушные дороги, по которым автомобили бегут. В дворах спортивные площадки для детворы, вишневые деревья стоят, жасмин, сирень… Вот это теперь Москва!
