Нервы сыграли с Никитиным злую шутку: он ничего не видел вокруг, ничего не заподозрил.
Это была самая большая ошибка, совершённая им когда-либо.
…Георгий Георгиевич открыл глаза: белые стены, тусклый белый свет, вокруг всего тела — провода, бинты, пробирки… Поодаль у окна — женщина в белом халате.
Он долго лежал молча. Потом спросил:
— Я где?
И не услышал своего голоса.
Женщина в белом халате отложила книгу, подошла:
— Ну вот, очнулся. Где он. В Москве ты, милый. В Москве. В комитетском госпитале.
…Через несколько месяцев Никитин шагал по бесконечным коридорам кагэбэшной мекки, весёлый, жаждущий продолжить служение отечеству верой и правдой, готовый как угодно, хоть животом своим, искупить свалившуюся на него невольную вину. Он шагал строевым шагом и был таким же, как и раньше — с рыжей на лоб свисающей чёлкой, худой, лёгкий, стройный… И только глубокий безобразный шрам через всё лицо напоминал об американской эпопее, о том, как стая чёрных красногубых охранников убивала его бейсбольными битами на территории «отстойника» по адресу, указанному одесским товарищем.
Шагал в кабинет к своему непосредственному начальнику, другу-однокурснику Николаю.
Шагал, чтобы, как выяснилось, услышать о своём увольнении.
— Никита, мать твою за ногу, пойми правильно, — утешал его друг-однокурсник Николай, — если б от меня что зависело. А то ведь приказали: «Сообщить об увольнении в запас». Я и сообщаю. Только и всего. При чём здесь дружба?
Через три дня Никитин узнал о главенствующей роли Николая в своей отставке.
Все эти невесёлые воспоминания молниями пронеслись в мозгу бывшего майора КГБ Георгия Никитина, прежде чем сопровождавший его офицер остановился у широкой двустворчатой двери с золотыми цифрами 147.
— Здесь подождите. — Старлей негромко кашлянул и скрылся за дверью.
Через несколько секунд Никитина сжимал в объятиях седоволосый, со светлыми, цвета дистиллированной воды глазами, не по возрасту располневший человек в штатской одежде. От него пахло коньяком и дорогим одеколоном.
— Никита! Чёрт! Ну наконец-то! Сколько лет, мать твою за ногу! И не позвонил ни разу. Ладно, я не в обиде, проходи, чего стоишь. Свободен, — махнул он сопровождавшему Георгия офицеру. — Садись, располагайся, — Николай пихнул бывшего однокурсника в объёмное кожаное кресло, — рассказывай. Что пить-то будем, чертяка? Помнится, ты отечественной не брезговал, а? — Он заставил себя захохотать.
— Да я за рулём, Коля…
— Какой руль, Никита, не пугай меня. Мы всё движение до дома твоего перекроем. До самого подъезда. Ты где живёшь? А хочешь — шофёра дам, с ветерком доставит. Не выпить за встречу?! Мать твою за ногу! Сколько лет-то прошло?!
