Мой знакомый учитель | страница 43
Волобуев протер очки платком, опять надел их, вытер вспотевшие пальцы — они дрожали.
— Я, товарищи, не так виноват, как вы считаете.
— Это мы посмотрим!
— Оправдаешься потом!
— Ну, говори, говори, — торопила Нюся. — Не теряй времени.
— Я не оправдываюсь. Оправдываются виноватые. В клубе Липец расхулиганился, Юрка к порядку его призвал. Ну, Борис заартачился. Семенова другие ребята поддержали, выгнали Борьку. Он и пригрозил Юрке: мол, на узкой дорожке встретишься, голову сверну. А домой пошли, на нас и налетели.
— Ты видел кто?
Волобуев промолчал.
— Продолжай, — сказала Нюся.
— Чего продолжать? Юрка одного стукнул, тот с копытков долой.
— А ты?
Женька замялся, пролепетал невнятное:
— Их много… Думаю, на помощь надо позвать. В клубе дружинники были. Ну, я за ними и побежал.
— Значит, удрал?
— Позор, Волобуев! Товарища в беде бросил! За дружинниками, видите ли, он побежал. Эх, ты!
— Ты — подлый трус, Женька! Подлый, подлый! — закричала Настенька, вскакивая на ноги. — Да как ты после этого в глаза людям будешь смотреть, мне, маме моей, Юре, Владимиру Андреевичу, всем! Трус! Ненавижу! — она расплакалась, упала на парту.
— Успокойся, Настенька! — сказала Нюся. — Успокойся, родная. Нам надо собрание продолжать.
Волобуев снял очки, принялся протирать их платком. В классе воцарилась тишина.
Поступок Женьки Волобуева был настолько дик, несуразен, настолько не вязался с высокой моралью, которой все они привыкли руководствоваться с малых лет, что сразу никто и не нашелся, что сказать. И само это молчание было жестче и убийственнее гневных слов.
— Можно сесть? — повернулся Волобуев к Нюсе.
— Постоишь! — зло оборвала его Дорошенко. — Какие у вас соображения, товарищи? Может, вопросы?
Задал вопрос Владимир Андреевич.
— Записку мне подкинул ты?
— Я…
— Почему не пришел, когда я звал?
Волобуев не ответил.
В классе поднялся невообразимый гвалт, Нюся уже не в силах была навести порядок и стояла строгая, покусывая губу и упершись правой рукой о стол. Вострецов что-то записывал в блокнот, потом вдруг вскочил и неожиданно властно крикнул:
— Товарищи, да вы что?! Никогда на собрании не были, что ли?!
И сразу все смолкли, послушались горячего призыва Вострецова к тишине.
— Ты Липец видел? — опять спросил Глазков.
Женька молчал.
— Ничего он со страху не видел, — подал голос машинист крана Левчук. — Он и записку писал со страха. Ох, и свистун ты, Женька!
Выступали страстно и гневно. После каждого выступления заметнее и заметнее горбилась у Волобуева спина. Он не смел поднять от пола взгляда, только устало переступал с ноги на ногу, словно бы пробуя прочность пола: а вдруг ненароком провалится и придется лететь в тартарары? У всех одно требование. Просить комсомольскую организацию разобрать поведение Волобуева и решить, достоин ли он быть комсомольцем. Из школы исключить обязательно.
