А вот спроси — проявили мы тогда смелость? По чистой совести скажу — не знаю. Страшно ведь каждому было. Со стороны же поглядеть, может быть, мы на самом деле героями выглядели.
А вот в Ленинграде под обстрелом, и тут вот, когда осколки сыпались, страху ровно никакого не испытывал, но все‑таки рисковать не хотелось, Ведь проще же укрыться. А со стороны поглядеть, пожалуй, на труса похож будешь. Вот и разбирайтесь теперь. Впрочем, заниматься анализами и ярлыки наклеивать разные теперь не время. Главное, я считаю, это — самому не дрогнуть в минуту опасности, только опасности настоящей, и другим не дать сдрейфить. Вот это и будет, как мы, моряки, говорим, нормально. Это, пожалуй, и будет настоящей храбростью.
Командир береговой батареи Курт Гешке внимательно разглядывал в бинокль горизонт. Вдали маячило нечто вроде паруса. Ясно, что советские катерники–балтийцы снова что‑то затевают.
Гешке был зол на катерников. Всю весну, лето и осень они отравляли ему существование. Особенно досаждали они по ночам. Сколько раз, выскакивая из блокированного Ленинграда, били они по батарее, убивали и калечили его людей, гасили прожекторы и уносились так же неожиданно, как и появлялись. А попасть в быстроходный, верткий катер из пушки не так‑то просто. С таким же успехом можно пытаться подстрелить из пистолета стремительную морскую ласточку.
Иногда на море показывалась цель более подходящая— караван советских судов. Батарея немедленно открывала бешеный огонь. Но неизменно появлялись катера, расстилая за собой дымовую завесу. Корабли исчезали в ней, как в облаках. Батарее оставалось бить лишь наугад. Зато из стлавшегося над морем облака катера посылали на батарею дождь пуль и снарядов.
Как‑то одна из этих пуль попала Гешке в лицо и располосовала щеку. Рана была пустяковая и зажила быстро — не удалось даже побывать в тылу, но безобразный рубец, перекосив физиономию, искривил рот, и с тех пор у Гешке был всегда такой вид, точно его тошнило.
С наступлением зимы Гешке решил, что теперь‑то ему наверняка удастся передохнуть. Толстый синеватый лед быстро сковал Финский залив. Гешке с радостью поглядывал на его стеклянную блестящую поверхность, как на доброго, хотя и безмолвного союзника.
Но однажды в погожее ясное утро запыхавшийся ефрейтор доложил, что на льду показался парус. Парус? Это было настолько неожиданно, что Гешке самолично выбежал на берег.
Парус приближался со стремительной быстротой. Вскоре удалось разглядеть, что под ним находились люди.
