Бухарин. У меня есть один вопрос. Я хочу спросить гражданина Иванова. Если не ошибаюсь, в последний раз мы виделись в марте 1936 года?
Иванов. Я виделся с Бухариным и в 1937 году. В 1937 году он уже конспирировался от нас.
Вышинский. Он уже от вас конспирировался?
Иванов. Да, конспирировался, боясь, что его могут «наколоть».
Вышинский (Бухарину). Вы отрицаете, что до момента вашего ареста вы встречались с Ивановым?
Бухарин. Нет, я не отрицаю, но я просил просто Иванова, чтобы он мне напомнил, когда мы с ним встречались в последний раз, где он со мной встречался и о чем он со мной разговаривал.
Иванов. Мы на протяжении 1936 года несколько раз виделись. В частности, в декабре или в ноябре 1936 года я перед Бухариным ставил вопрос о том, что организация разваливается, самими массами разоблачаются наши участники, и я поставил вопрос, не выходит ли из всей сложившейся обстановки внутри страны то, что мы становимся целиком банкротами.
Вышинский. Это вы говорили Бухарину?
Иванов. Да. И никогда я Бухарина не видел таким яростным и злобным, как тогда. Он на меня набросился, что — вы трус, вы паникер, вы мне все тычете — «массы», массам не нужно потакать, а вы должны знать, что организация правых против масс будет вести войну. А вы хотите им потакать.
Вышинский. Он хотел вести войну против масс?
Иванов. Да. И дальше, он поставил вопрос таким образом, что если есть отходы, то нужно пойти на более развернутые шаги по уничтожению тех, кто решится открыто раскаяться перед Советской властью и этим самым может разоблачить нашу правую организацию. Дело в том, что в самой организации правых была директива о том, что отходящих от правых, разоблачающих свою деятельность, надо приканчивать. Это было сделано над одним из людей, который собирался написать заявление в НКВД с разоблачением деятельности правых на Северном Кавказе. Как мне Лобов говорил, одного такого человека прикончили. И Бухарин мне прямо намекнул, что вы-де знаете, что мы ни с кем не поцеремонимся, если у нас кто сдрейфит и задрожит, и что у нас есть специальные люди, которые осуществляют необходимые мероприятия, значит, убийства.
В 1937 году у нас разговор был тоже очень короткий.
Вышинский. Короткий?
Иванов. Короткий, потому что здесь уже была очень большая настороженность. Вся организация жила страхом. Я бы сказал, что деятельность правых была, по сути дела, накануне коренного разоблачения. В этом разговоре, в частности, был поставлен мною вопрос: а где же интервенция, где же нападение на Советский Союз? Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в 1937 году к выступлению фашистские страны — и Японию и Германию — и что на это шансы есть.
