Ким вошла в палату отца, здесь царил полумрак. Отец лежал на кровати с закрытыми глазами. Она села рядом и взяла его за руку. До этого Ким ни разу в жизни не держала его руки и при обычных обстоятельствах никогда не решилась бы на такой жест. Но сейчас это был единственный способ контакта с ним, общепринятый и всем понятный знак расположения и привязанности.
Она посмотрела на его худую белую руку.
— Я здесь, папа.
Ей уже стало казаться, что он никогда не проснется. Ким посмотрела на монитор, по которому бежали зигзагообразные линии.
— О, папа, — вздохнула она. — Ты поправишься. Мне так жаль, что мы столько времени не разговаривали. Я… о многом сожалею.
Ким замолчала. Она могла бы поклясться, что ощутила, как его рука напряглась, словно пытаясь привлечь ее внимание. Ким перевела взгляд на его лицо. Отец смотрел на нее.
— Папа? — прошептала Ким. Она знала, что отец не может ответить, к горлу у него была подведена трубка. И снова она ощутила слабое пожатие. Он попытался улыбнуться, но даже это небольшое действие утомило его, и он снова закрыл глаза.
— Ну, как он? — спросила сестра, заглядывая в дверь.
— Он пришел в себя, — взволнованно ответила Ким.
— Доктор Риссон, — громко позвала сестра, наклонясь над ним. Она взяла его руку и пощупала пульс. — Кажется, приходит в себя. Это хорошо. Доктор Хофман будет доволен.
Ким улыбнулась. Ей вдруг стало легко и спокойно. Отец не только пришел в себя, он был счастлив видеть ее. Она почувствовала это. Сестра указала на часы. Ким кивнула, десять минут истекли.
Выходя из палаты, они столкнулась с доктором Хофманом.
— Привет, Ким, — сказал он, ослепляя ее белозубой улыбкой. — Как там наш пациент?
Ким радостно заулыбалась в ответ:
— Он пришел в себя.
Тони кивнул:
— Хорошо. Вернитесь в палату. Я осмотрю его.
Он пропустил Ким вперед, и она прошла достаточно близко от него, чтобы ощутить запах лосьона после бритья. Доктор Хофман взял в руки лист кардиограммы и бегло просмотрел его.
— Хорошо, — повторил он, затем отложил кардиограмму, достал из кармана небольшой фонарик и, приподняв доктору Риссону веки, посветил в глаза. Потом убрал фонарик обратно и кивнул Ким, приглашая выйти в коридор. Как только они вышли из палаты, он сказал: — Ваш отец приходит в себя, но сознание скорее всего вернется к нему полностью только завтра. Доктор Гаркави распорядился убрать трубки, отвечающие за дыхание, так что он сможет даже говорить. — Они подошли к лифту. — На вашем месте я бы сейчас пошел домой и отоспался. С ним все будет в порядке.
