– Бедное создание, – прошелестело в тишине зала. – Как же ты теперь…
Я оглянулся.
В полутора шагах стояла незатейливо одетая девчонка среднего роста, тоненькая, светленькая, слегка курносенькая; возле носика едва заметная россыпь небольших веснушек.
Не больше секунды понадобилось для узнавания её.
Это была Зина Тимошина, дочь заместителя городского главы. Вспомнилось, как на цирковом представлении дона Кристобаля она тщилась предотвратить переодевание зрителей.
– Эта женщина страдает, – негромко проговорил я. – И ей предстоит долгое одиночество, может быть, на всю жизнь.
Девушка повернулась ко мне. Наши взгляды встретились и прочитали нечто таинственное, спрятанное в глубине каждого из нас.
Несколько мгновений продолжалось взаимное проникновение. Ах, как сладко затрепетало моё сердце, какой бальзам пролился на душу! Пусть простят меня за сантименты. В качестве оправдания могу сказать только, что до этого мне ни разу не доводилось встречать столь явно выраженный интерес к моей личности.
Тимошина смущённо перевела взгляд на картину. Я продолжил разговор о натюрморте, затем мы перешли к другому полотну.
Нам не хотелось расставаться, и после ознакомления с выставкой Зина предложила зайти в небольшую церковь, бывший молельный дом. Опять мы долго переходили от одной иконы к другой, на этот раз молча, без единого слова.
– А вы знаете, у нас дома есть икона с ликом Иисуса Христа, – сказала девушка, когда мы покинули храм Божий. – Он на ней такой невинный, незащищённый и совсем не грозный. От него непросто оторвать взгляд, возникает желание встать перед ним на колени и разделить часть его страданий. Хотите, поедем сейчас и посмотрим?
Так я оказался в квартире Тимошиных. Потом я ещё много раз бывал у них.
Уже прощаясь, Зина сказала:
– У меня ощущение, что где-то я видела вас раньше. Мы никогда не встречались?
– Вы присутствовали на цирковом представлении знаменитого испанца, а по его окончании некоторое время стояли на ступеньках крыльца Дворца культуры. В тот момент я находился в нескольких шагах от вас. Вы были одна из немногих прилично одетых.
Лицо девушки окрасилось горячим стыдливым румянцем.
– До сих пор испытываешь чувство унижения, вспоминая это ужасное зрелище, – с содроганием сказала она. – А ведь я предупреждала. «Мастер и Маргарита» – одно из моих любимых произведений, и я не один раз перечитывала его. События после феерии дона Кристобаля почти один в один походили на то, что устроила свита Воланда.
