Докладывают командарм с комиссаром следующее: «На основе разведданных 5-го управления РККА и международной ситуации видно, что англичане и французы подготавливают войну на Ближнем Востоке против СССР. По этим же данным Турция и Иран производят мобилизацию, формируют новые части, сосредотачивают и перегруппировывают войска к нашим границам. На основе всех разведданных можно предположить, что Турция и Иран, провоцированные (так в тексте. — М. С.) англичанами и французами, готовятся начать войну весной 1940 г.».
Не прошло и месяца, как 7 февраля 1940 года Тюленев отправляет в Москву (в двух экземплярах, на имя Сталина и наркома обороны Ворошилова) доклад «О положении на Ближнем Востоке и боеготовности войск Закавказского ВО». Судя по докладу, положение хреновое: «Англо-французскому блоку на сегодняшний день удалось добиться больших усилий в мобилизации сил на Ближнем Востоке для очередной вооруженной провокации против СССР. Очередную провокационную войну, подготавливаемую англо-французским блоком против СССР, можно ожидать со стороны Ближнего Востока весной 1940 года. На сегодняшний день обстановка рисуется в следующем виде.»
«Все документы представляют собой описание плана подготовки и проведения крупномасштабной наступательной операции за пределами государственных границ СССР».
Далее обстановка рисуется такими широкими мазками, что в мареве миражей появляются 44 (сорок четыре!) турецкие, иранские и «англо-индийские» дивизии, «а также 1500–2000 самолетов».
Тут стоит заметить, что объединенное командование союзников (Англии и Франции), действительно рассматривавшее зимой-весной 40-го года планы нанесения бомбового удара по нефтепромыслам Баку, рассчитывало привлечь к этой операции 6–8 эскадрилий, то есть не более сотни самолетов. Впрочем, в очередном случае беспардонного завышения сил противника (товарищ Тюленев, уже в должности командующего Южного фронта, прославится этим еще раз летом 41-го) ничего особо примечательного нет. Гораздо интереснее другое: дважды повторенная фраза про какую-то «провокационную войну». Причем — «очередную» (то есть как минимум одна «провокационная война» уже состоялась).
В современном русском языке и слов-то таких нет, но в январе 1940 года в особом, «внутреннем языке», на котором общались друг с другом соратники Сталина, смысл выражения «провокационная война, развязанная англофранцузским блоком» сомнений не вызывал. Это — финская война. Да, та самая, которая начиналась под гром оркестров, под рев газетной толпы и публичные истерики придворных «поэтов». Та самая, в которой доблестная Красная армия должна была помочь «народному правительству демократической Финляндии» (возглавил его безвылазно живущий в Москве член ЦК ВКП(б) товарищ Куусинен) триумфальным маршем войти в Хельсинки. Войти не вышло. И когда счет убитых, раненых и обмороженных «освободителей» пошел на десятки, а затем и сотни тысяч, тихим голосом запели другие песни.
