— Получи фашист гранату, спой на память серенаду! — Остроумнейшим образом высказался неунывающий Григорий.
Абдула-Обамма и впрямь запел, и его завывающий, лающий голос был подобен смертоносному с сухим пеплом ветру Сероко;
Как зародилось во вселенной зло?
Создатель верно тут и сам не помнит…
Возможно, что и вечное оно,
Не гаснет словно пламя преисподней!
Не первым знайте, согрешил Адам,
Не первой совратилась плоть Ева…
Алкашь что тянет из горда «Агдам»,
Пацан, что курит «план» на перемене…
Все кто познал, что есть такое зло —
Привык без страха нарушать законы…
И для кого обуза лишь добро,
Кто хочет для себя лишь бить поклоны!
Еще с пеленок хочется урвать,
Еще младенцем тянет так нагадить…
За что клянет ребенка злая мать,
Куда уходят в брани жесткой рати?
Один лишь вишню в саде летнем спер,
Другой купцов с безменом убивает…
Кому сечет башку кривой топор,
Кого палач на колесо бросает.
Ворует плюнув в совесть казнокрад,
А кто у попрошайки снес медяшки…
Иной одной полушке даже рад,
Другим утеха женские кудряшки.
Да многолико, многогранно зло,
В любом оттенке чудны его лики.
А тяга все равно в душе добро,
Хоть мир вокруг, увы, ужасно дикий!
Вдова рыдает, сирота пищит —
Наш мир на сковородку ада тянет…
Неужто, сердце Бога монолит,
А людям нету места в Божьем рае?
Ответ найдешь ты лишь в себе самом,
Когда сумеешь в мыслях срезать злобу…
Когда на подлость ты воздашь добром,
И перестанешь набивать утробу!
Пока чародей пел, Григорий Кулаков отчаянно пытался развить успех, швыряя в колдуна массивные отрубленные конечности. Юный воитель проорал:
Натиск царевича-терминатора сродни горному потоку в весенних Альпах.
Однако на сей раз, ничего не срабатывало, видимо колдун умудрился изменить параметры магической защиты. Когда заунывная песнь кончилась, воздух изрядно погустел, меч, словно наткнулся на бронированное покрытие, вернее бронестекло сдавило со всех сторон. Да ты себя ощущаешь — словно мушка в янтаре, не рукой, ни ногой. А что остальные монстры — упыри и вурдалаки, а их словно тоже залило гипсом. Вот только что носились родимые, визжали, кусались, и нет их, словно сгинули. Правда, несколько упырей превратилось в каменные статуи. Причем воплотившись в мраморе и граните они уже не казались такими омерзительными.
А вот главный чародей Африки и Аравии мог вполне закономерно ликовать, похлопывая в ладоши:
— Хорошо сработало, в коконе замотано. Злобный царь окаменел, нас избавил от проблем. Теперь можно и Шереметом связаться, старый хрыч перестанет лягаться.
