Эллен смутилась.
— Дядя шутит, Джерри. Он прекрасно знает, что вы часто навещаете меня.
Но я, по-прежнему саркастически, продолжал:
— Быть может, сэр Эндрю предпочел бы, чтобы я проникал сюда тайком, как в детстве, прячась за кустами.
— Да, вы наловчились действовать исподтишка.
— Не стану спорить. Это все же лучше, чем подстраивать несчастные случаи на дорогах.
Мы пристально смотрели друг другу в глаза, улыбаясь одними губами.
Эллен попыталась разрядить атмосферу, но голос ее звучал напряженно.
— Дядя Эндрю, ты останешься ужинать? Джерри я уже пригласила.
— Я бы с удовольствием, но меня ждут в другом месте. Я просто привез бумаги — тебе нужно их подписать. Наш друг Хэтфилд, — добавил он, обращаясь ко мне, — решил отказаться от иска. Весьма разумное решение.
— Эллен успела порадовать меня этой новостью. Не сомневаюсь, что вы обязаны победой только своему поразительному красноречию!
Он молча посмотрел на меня, затем резко повернулся к племяннице.
— Эллен, будь добра, оставь нас с Джерри на минутку.
— Конечно. Кстати, пойду, посмотрю, как там ужин.
Девушка вошла в дом и закрыла за собой дверь. Эндрю Робинсон сел в гамак, и я опустился рядом.
— Вы — стоящий парень, Джерри. Такие мне нужны.
— Благодарю. А на какой предмет?
— Переходите к нам. Будете моим заместителем — первым человеком в городе после меня самого. Это не ловушка и не попытка подкупить вас. Двадцать пять лет ваш отец пытался свалить меня, можете продолжать еще четверть века — все равно это ничего не изменит.
— Тогда зачем же я вам понадобился?
— Я уже сказал. Вы кажетесь мне стоящим парнем. Но, главное, я вижу, какие чувства вы испытываете к Эллен — отсюда и предложение. Сама она мне ничего не говорила, но я догадываюсь, что и вы ей не безразличны. Неужели вы надеетесь сохранить верность этой… дружбе, оставаясь политическим противником нашей семьи?
— До сих пор мне это удавалось.
— Но так продолжаться не может. Рано или поздно придется выбирать!
— Тогда и наступит время принимать решение.
— Но мои условия уже будут другими.
— Понимаю, и все же отказываюсь.
— Почему? Я вам не нравлюсь?
— Дело не в личных симпатиях, мне не нравятся ваши методы.
— Слишком грубо?
— Да, и дурно пахнет.
— Вся эта чувствительность улетучится, мальчик мой, как только вы научитесь разбираться в политике. Во всяком случае, я не вижу, чем моя грубая сила хуже вашей привычки всюду пробираться тайком. Пусть этим занимается Лаудербек. Настоящий мужчина идет напролом и всегда готов поработать кулаками…
