Лавинг сразу заметил фрагмент бронежилета, видневшийся из-под моей курки, и потому чуть приподнял ствол, целясь мне в ничем не защищенную шею.
Его белевшая в темноте левая рука зашевелилась, отдавая мне безмолвные команды.
Я поднялся. Мне было велено снять наушники и микрофон связи, а потом и слуховое устройство от радара. Далее — извлечь пистолет из кобуры с помощью только большого и указательного пальцев.
Я исполнил все это, не сводя с него совершенно спокойного, оценивающего взгляда.
Теперь становилось яснее, как развивалась до сих пор наша игра. Лавинг догадался, что его заманивают в ловушку, и принял решение, пользуясь ситуацией, добраться непосредственно до меня. Рациональное решение. Поэтому он и приказал напарнику задержаться у «доджа», не приближаясь к самому складу, что тот, несомненно, сделал бы, если бы Лавинг не почуял подвоха.
Но и зная, что на него расставлен капкан, он пошел на риск. Не ради того, разумеется, чтобы добраться до Райана Кесслера, а с целью похитить меня. А уже я после соответствующей обработки скажу ему точно, где находится Кесслер. Внезапно в шкуре одного из своих клиентов оказался я сам.
Тусклые глаза Лавинга на мясистом и невзрачном лице бизнесмена средних лет мгновенно оценили окружающую обстановку и не зафиксировали никакой угрозы в этом месте, одинаково отдаленном и от командного поста, и от помещения склада.
Я вдруг осознал, что еще никогда не находился так близко от человека, который замучил и убил моего учителя. В Род-Айленде во время сорвавшейся засады расстояние между нами было не меньше сотни метров. Впрочем, даже тогда я разглядел, как он слегка прищурился, спуская курок, и в следующее мгновение понял, что угодил в ловушку и стрелял не в клиента, а в переодетого агента ФБР, находившегося к тому же за невидимым пуленепробиваемым стеклом.
Сейчас ни я, ни он не произносили ни слова. Беседа со мной входила, конечно, в его планы, но позже, на заднем сиденье его машины или в другом таком же мрачном, всеми забытом складском здании где-нибудь у черта на рогах. Вероятно, Лавинг уже сейчас прикидывал, сколько примерно я продержусь, прежде чем выложу ему местонахождение Райана Кесслера.
Генри Лавинг знал, что я заговорю. Рано или поздно говорить начинали все.
Мой пистолет, рация и мобильный телефон валялись на земле, но Генри Лавинг понимал, что времени у него немного, и жестом поманил меня ближе к себе.
Шагнув вперед, я поднял руки на уровень плеч, показывая, что не опасен, но в то же время не сводя с него глаз. Я просто не мог отвести от него взгляда. Но не потому, что взор его был пристальным и пронизывающим, хотя и из-за этого тоже. Просто его глаза стали последним, что видел умиравший Эйб Фэллоу. В этом я нисколько не сомневался — пуля, убившая Эйба, была выпущена с короткой дистанции и угодила ему в лоб. Значит, эти двое смотрели в тот момент друг другу в глаза. Я часто думал, порой часами, прежде чем заснуть, о том, какими они были — последние секунды жизни Эйба. Он выдал тогда местонахождение пяти клиентов, находившихся под его защитой. А я все это слышал по не отключившемуся во время столкновения телефону. Между тем моментом, когда Эйб шепотом назвал адрес последнего из своих подопечных, и смертельным для него выстрелом прошло примерно тридцать секунд. Что происходило в этот кратчайший промежуток времени? Что отражалось на их лицах?
