— Езжай работать, комик. Вышел от начальства на улицу. Вау, «Bentley» золотисто-шоколадного цвета, подъезжает к Госбанку, и из него выходит, в сопровождении шоколадного телохранителя, Парамонов. Холёный как рояль.
— Ба, какие, люди! Борн, вы мне позарез нужны!
— Салют, герр олигарх. Зачем?
— У вас не найдётся 25-30-ть тыщ? Участок я приобрёл, а там нефть обнаружилась-то! — и я в олигархи хочу! Деньги дам. А где машину нашли, Савва Мироныч?
— Сие тайна, майор, — в глухую зашифровался купец. Так и не сказал, где нашёл «Mulsanne». От него узнал интереснейшие новости. На севере от Каменской, возле Странных гор, нашли почитай всю таблицу Менделеева. И самородковое золото. Начиналась золотая лихорадка, бригады рванули мыть золото, рабочих в Ростове стало не хватать. И стали печатать новые рубли на бумаге из города Фабриано. Я и не знал, что у них такая роскошная бумага, хоть евро печатай. Вечером, съездил, к лялькам мадам Дран. Обновиться.
Утром выехал из Ростова; курс — на таможню. Вялый, сонный, зевающий, получил с лёту две проблемы. Пришёл Воробьянинов и стал обвинять сразу во всех смертных грехах.
— И ещё ваша Зося. Она, она неуправляемая, — заявил в конце. Я достал пачку доносов, помахал перед носом Кисы.
— Ты писал, аноним, мля? Зося, иди сюда, не хрен подслушивать. Зашла Зося. — И?
— Он ко мне целый день вчера приставал, господин майор, — заявила принцеждущая.
— Так, Воробьянинов, пиши заявление на увольнение. По состоянию здоровья.
— Но, я здоров! — пенсне Кисы воинственно блеснули.
— А я его тебе сейчас уменьшу, старый козёл! — и достал Глок. Больше я Кису в здании таможни не видел.
— А вот, что Фима подбросил, — добивала меня Зося — прилежный секретарь.
— Прокламация! Левацкая! Фиму, ко мне! Притопал Фима. Я его, пересиля себя (Спокойно «Ипполит», спокойно), попытался вразумить. Получил зеро. Через день вызвал нашего главного полицая станицы — вахмистра Приходько. Тот с Фимой минут пять поговорил, и всё. Фима забыл о своих глупостях. Через неделю поставил Приходько бутыль шустовского коньяка.
— Что ты ему сказал, Кузьма Кузьмич?
— Дословно? Сказал, что сидит у меня зэк-рецидивист Лёлик, по кличке Болек, и бабу себе требует. Я и предложил Фиме у Лёлика погостить. Жидкий, пошёл ноне Марат-Робеспьер.
— Даа. Очко не железное, и без нужной резьбы. Фима стал кандидатскую диссертацию писать, как ему и советовал. А сердиться на него долго я не мог. Как переводчик Фима был на своём месте — заслуженном. После Кисы к нам приехал новый мой зам — Окунев Борис Захарович. Чудесного зама получил.
