Он открывает бутылку, разливает по бокалам вино. Один из бокалов галантно подносит Анастасии. Лариса выключает приемник, берет со стола бокал и пьет, не спуская глаз с Николая Николаевича. Потом ставит пустой бокал на стол и озорно подмигивает Кате.
— Я понял, что так, как у вас, у супругов быть не может.
— А как у них может быть? — с любопытством спрашивает Анастасия.
— Сами знаете — как. Как обычно: чувство долга, общие дети, одна крыша над головой, совместное хозяйство и…
— И что еще?
— И больше ничего.
— А вы могли бы представить меня в роли жены Анатолия Васильевича?
— Если честно, я ничьей женой не могу вас представить, Анастасия Евгеньевна. Но вовсе не потому, что вы принадлежите к категории женщин, с которыми хорошо лишь в подпитии и, простите за выражение, в постели.
— А разве это плохо — в постели?
Катя изображает изумление.
— Плохо. Очень плохо. Вы, надеюсь, правильно меня поняли, Анастасия Евгеньевна.
— Кажется, да. Хотя Катя права — не так уж это и плохо.
— Да ведь я не о том. Я хотел сказать, что не могу представить вас у плиты, в ворчливом настроении. Чтоб вы придирались по мелочам к мужу, ревновали его.
— Ну и зря, Николай Николаевич.
Николай Николаевич беспомощно разводит руками, лезет в карман за платком, которым вытирает вспотевший лоб.
— А я тебе что говорила? — тараторит Катя. — Ты рождена быть принцессой. Ты украшаешь нашу жизнь, возвышаешь ее, превращаешь в куртуазный роман прошлого столетия.
— А свою — в вульгарный водевиль. Николай Николаевич, продолжайте ради Бога. Мне очень интересно.
— Да я, в общем, все сказал. Она за меня сказала.
Делает жест рукой в сторону Кати.
— То есть вы оба хотите сказать, что я не создана для домашней любви?
— А разве это плохо, Настенька? — подает голос Лариса.
— Ладно, это не так уж и важно. Как у вас дела идут? Помню, вы говорили в прошлом году, что соберете американский урожай зерновых. Мы… я, признаться, приняла это за шутку.
— До американского, честно говоря, не дотянули, но среднеевропейский получить удалось. Только нам от него рожки да ножки остались. Зато, я думаю, где-нибудь в Кампучии пекут нынче замечательный хлеб по старому русскому рецепту, а не по современной экономически выгодной технологии, как в нашей районной пекарне.
— Вы перестроились, Николай Николаевич. — Катя смотрит на него чуть-чуть насмешливо. — А я читала в какой-то периодике, что в русской глубинке и по сей день длятся благостные застойные времена.
