Виндиш слышит голос своей жены: «Изверг». Каждый вечер, когда Виндиш поворачивается к ней дыханием, она говорит: «Изверг». В животе у нее уже два года нет матки. «Мне врач запретил. Ради твоей прихоти не дам терзать мой мочевой пузырь».
Когда она говорит, у них между лицами лежит ее холодная ярость. Жена хватает Виндиша за плечи. Иногда их не сразу находит. А найдя, шепчет в темноту возле его уха: «Ты бы мог уже быть дедом. Наше время ушло».
Прошлым летом Виндиш возвращался с двумя мешками муки.
Постучался в окно. Бургомистр посветил фонариком через занавеску. «Ты чего стучишь, — буркнул. — Поставь мешок во дворе. Ворота же открыты». Голос у него спал. Ночью тогда разразилась гроза. Молния упала в траву под окном. Бургомистр выключил фонарик. Его голос проснулся и заговорил громче. «Еще пять ходок, Виндиш, и к Новому году деньги, а паспорт — к Пасхе. — Загремело. Бургомистр поглядел на оконное стекло. — Дождь. Поставь муку под навес».
«Двенадцать ходок с тех пор, — думает Виндиш. — Десять тысяч лей, и Пасха давно прошла». В окно он больше не стучится. Открывает ворота, прижимает мешок к животу и ставит во дворе. Ставит под навес, даже если нет дождя.
Велосипед легкий. Сам едет, Виндиш его только придерживает рядом с собой. Когда велосипед едет по траве, Виндиш своих шагов не слышит.
В ту грозовую ночь все окна были темными. Он был в коридоре, когда молния разорвала землю. Удар грома вдавил двор в разрыв. И жена не услышала, как повернулся ключ в замке.
Виндиш остановился в прихожей. Загрохотав высоко над деревней, гром рухнул за огородами, и в ночи проступила холодная тишина. У Виндиша стали холодными глаза. Показалось, что сейчас ночь разломится и над деревней вспыхнет слепящий свет. Он оставался в прихожей, зная, что если бы не вошел в дом, то увидел бы за огородами скудный конец всех вещей и конец самого себя.
За дверью Виндиш слышал настырные равномерные стоны жены. Будто стучит швейная машинка.
Он рванул дверь и включил свет. Ноги жены стояли на простыне и походили на распахнутые оконные створки. На свету было видно, как они дергаются. Глаза она выпучила. Свет их не ослепил, только взгляд застыл неподвижно.
Наклонившись, Виндиш расшнуровывал ботинки. Снизу из-за руки он глядел на ее бедра. Смотрел, как жена вытаскивала из волос покрытый слизью палец. Она не могла сообразить, куда девать руку с этим пальцем, и положила себе на голый живот. Виндиш сказал, разглядывая свои ботинки: «Вот оно что. Вот как, уважаемая, обстоит с мочевым пузырем». Жена переложила руку на лицо. Ноги она, опустив, подвинула к самому краю постели. И стискивала их все сильнее, пока Виндиш не увидел одну единственную ногу с двумя ступнями.
