На этом берегу, густо зарастающем клевером и зверобоем, они с Марией часто сиживали в былые годы — отсюда открывался великолепный вид. На воде обыкновенно плавали стайки диких уток, а в первые годы гнездилась пара лебедей. Осенью выводок делал несколько прощальных кругов над прудом и улетал, а возвращалась только старая пара. Иногда к берегу подходили дикие козы, особенно в жару, или лоси. За дальним берегом, поросшим тальником, чернела кайма елей, а дальше лес уходил в горы. Самые вершины были голы и часто скрывались в облаках.
Первый мешок с песком он поднял легко, но всю тяжесть почувствовал, только дойдя до плотины. Сбросив мешок над течью, перевел дух.
Как-то на этом берегу, августовским вечером, когда вершины гор были розовы от заката, а дальний берег терял четкие очертания в дымке, земля была объята тишиной, он спросил:
— Мария, я очень безобразен?
Она приклонила к плечу голову:
— Я люблю тебя, чего же еще?
И он перестал думать, что потерял ногу, что перебитые руки слабы, а лицо стянуто шрамами.
Шатаясь от усталости, мокрый и обессиленный, он крушил песчаный берег и носил мешок за мешком, ковыряя деревяшкой размокший грунт.
Течь уменьшалась, но он устал, заныла натруженная нога, или, вернее, то, что от нее осталось. Чтобы превозмочь боль, старался думать о хорошем. Например, о том, как лет пять назад к нему подкатил на «Волге» однополчанин Александр Голубенко. Он был первым за все годы, с кем пришлось встретиться. Накрыли стол на берегу, развели костер, варили уху и просидели всю ночь.
— Ты береги его, — внушал он Марии. — Ты еще не знаешь, какой он человек. А если хочешь знать, так скажу: его приводят в пример, когда обучают молодых тактике воздушного боя. Выход переворотом через крыло на предельно малой высоте — это тебе уметь надо, отчаянным надо быть…
Расставались тяжело. Друг звал их с Марией в гости, на берег Дона, сомов ловить…
Он долго пытался поднять мешок, наконец это ему удалось. Шел, нащупывая деревяшкой место потверже. «Ничего, — говорил сам себе после каждого шага, — еще немного, еще…»
На стыке плотины оставалась маленькая щель. Последний мешок он поднять не мог, как ни бился. Встал на четвереньки, пробуя взвалить его на спину, но руки дрожали, тело ослабло. Он ничего не видел. Мерещилась лишь маленькая щель, которую надо закрыть, иначе плотину прорвет. Он лег спиной на мокрый мешок, ухватился за углы мертвой хваткой и перевернулся на живот. Мешок придавил его, подбородок уткнулся в сырость. И на мгновение ему представилась бегущая навстречу земля и та секунда, когда он сумел выхватить самолет из пикирования, почти коснувшись земли. Сплюнув песок, он подобрал ноги в коленях, стараясь перенести на них тяжесть. Отдышался. Поставил ногу, опираясь на нее, подтянул рукой деревяшку. Снова отдохнул, поднялся и, чтобы не упасть, вынес ногу вперед.
