— Туман — охнул рядом хант, оторвав меня от размышлений. — Впечатляет!
Я поднял глаза и увидел то, о чем говорил лучник. Нет, это был не тот туман, который поутру тонкими нитями свисает с веток деревьев и даже не тот, который стелится над землей после дождливого дня. Это было серо-белое марево, стоящее стеной и разделяющее тропу на два мира — на мир, где хоть как-то что-то видно, и на мир, в котором вообще не видно ни зги.
— Бурелом — Линдс-Лохэн тяжело вздохнул. — Почти пришли, значит.
— А почему бурелом? — я удивленно посмотрел на гэльта, по моему здесь никаким буреломом и не пахло. — Скорее — туман. Или даже — туман-туманище. Бурелом — это же, когда деревья навалены, ветки сплетены, пни все время под ноги попадаются и плесенью пахнет. А тут просто природное явление, странноватое, но вполне себе обычное.
— Так там все это есть — и пни, и стволы — ободрил меня Гэлинг. — Это все есть, да и еще туман.
Да, по корягам прыгать, да еще когда ни шиша не видно, это удовольствие из разряда очень сильно ниже среднего.
— Ну что, рыжий — к нам подошел Стаффорд. — Давай, веди нас. Как твоя фамилия-то повтори еще раз. Мак-Лаффлин? Ну слава богу, не Сусанин, а то знаешь, проводники, они разные бывают. Заведешь на болото, женись потом на лягушке, чтобы потом оттуда выйти обратно.
— На вилисе — на автомате ответил я.
— Чего? — Стаффорд повернулся ко мне. — Как сказал-то?
— В местных болотах брачными делами не лягушки заправляют, а вилисы — разъяснил я ему. — Неужто не слышал?
— Слышал, как же. — Стаффорд почесал лоб. — Сам правда не видел.
— Сходи, глянь — посоветовал я ему. — Только клювом не щелкай, окрутят мигом.
Тем временем воины закрепляли на себе длиннющую веревку — кто пропускал ее под ремень, кто обматывал руку.
— Не ленимся, на авось не надеемся — приговаривал Стаффорд, обходя отряд и проверяя, все ли стали связанными одним тросом. — Искать не будем, так и будете тут блукать до второго пришествия.
Мак-Лаффлин оглянулся на нас, чихнул и ступил в туман, мгновенно пропав из виду. Потом за ним шагнул один из Диких, другой, и так, постепенно, мы все вошли в белесое марево.
Против моих ожиданий это марево было не влажным, как это обычно бывает в настоящей жизни. Скорее, по ощущениям, это было что-то вроде сухого льда — вроде и лед, вроде и холодный — но какой-то противоестественный, ненастоящий, и он вовсе и не холодит, а скорее обжигает. Вот и тут — никакой сырости в этой хмари не было, воздух был сухой и с привкусом чего-то горького.
