— А мне повезло?
— А черт его знает. Это мне повезло.
— Так тебе повезло или не повезло?
— Я безработный. Зубы на полке. А тут кормят. Скромно, но аккуратно. И простыни меняют.
— Ты бомж, что ли?
— Зачем? Просто оголодал немного. А ты писарчук?
— Он самый.
— Я читал. Я всю вашу газету прочитываю.
— И что?
— Конечно, не «Юманите диманш».
— А ты откуда знаешь?
— Я раньше покупал. Красивая.
— Картинки, что ли, смотрел?
— Точно. И со словарем читал.
— Ты кто вообще?
— А по мне не видно?
— По виду ты слесарь.
— Точно. Пятого разряда.
— С «Сокола».
— С него родного.
— Так у вас же своя поликлиника и больница в области.
— Была.
— Все ясно.
— Еще не все. Тебе бы постель переменить.
— Я же только лег.
— Я в кромешном смысле.
— Не понял.
— У тебя койка несчастливая. Она раньше в другой палате стояла. У тяжелых. Два жмура. На ней никто не хотел спать. Тогда распорядились сюда переставить. Здесь летальных исходов не наблюдается.
— Ну и что?
— И сразу жмур.
— То есть?
— Мужчина в полном расцвете лет. Заражение. Обширный абсцесс.
— И теперь я здесь? Четвертый?
— Пятый.
— То есть?
— На койке этой еще медсестра кончилась. Давно, правда.
— От заражения?
— От любви. Таблеток даванула. Ты, стало быть, пятый.
— Спасибо на добром слове.
— Как только привставать можно будет, мы тебя перетащим. Силовым способом. Иначе никто не позволит. А тут самозахват.
— Накажут.
— Кто тебя накажет?
— Костя.
— Тут повыше Кости есть начальники. Думаю, завтра к вечеру тебя аккуратно переведем. Если койка будет. Одна пустая.
— А если не будет?
— Дождемся момента.
— Так другой кто-то будет на плохом месте.
— Другой пусть. А тебе еще статьи писать. Хочешь, я туда лягу?
— Нет, зачем? Тебе на «Соколе» трудиться. Когда станки запустят.
— Думаешь, запустят?
— А куда они денутся? Военная угроза приближается. Противостояние.
— Вот это по-нашему. По-рабочему.
Потом была ночь. Желнин от укола отказался. Ему было намного легче, чем до операции. То, что он принимал за неполадки в желудке, оказалось гораздо проще и устранимее. Теперь только нытье в распоротом и сшитом боку, не боль уже, а так — предчувствие скорого освобождения от нее.
Ночь как ночь. Разнообразный храп и постанывание. Те, кто ходит, путешествуют по всегдашней необходимости в конец коридора, возвращаются, укладываются, от этого просыпаются другие, опять засыпают, но кто-то проходит по коридору, и все начинается сначала. Больница.
Утром Желнина осмотрел Костя, отчего-то развеселился, спросил сестру о температуре, подержался за спинку кровати, чего-то той же сестре велел и отправился по другим неотложным делам.
