Курьер в Хасав-юрт скачет. Телеграммы в Грозный. В Ведено. Телефоны дребезжат в сельских правлениях:
— Пленен… Шайкой Зелимхана… Перерезать путь… Задержать…
Одна команда выехала вдогонку из Хасав-юрта. И старшина встречного селения с жителями направил ее по ложному следу:
— Зачем из-за чужого Месяцева нашего Зелимхана выдавать!
Дозорами встали на Качкалыковском хребте команды сельские. Зелимхан около Бачи-юрта миновал их. Переночевал в лесу. После утреннего намаза двинулся дальше через земли беноевцев. На поляне остановился, чтобы сделать намаз полудневный.
На поляне мелкий кустарник. Месяцева и Зокка послали вниз, к роднику. К роднику же спустились первыми Гушмазуко и Аюб Ат'агинский, чтобы омыться.
Оставшиеся расположились отдохнуть. Но увидел кто-то и крикнул:
— Дже!
Дже — значит «тревога». На тревогу вскочил Зелимхан. Нацелился.
— Воллай лазун! Биллай лазун! Не буду стрелять, Зелимхан. я с тобой поговорить хочу только.
— Уо! Селям алейкум, Буцус беноевский! Отчего же не поговорить нам с тобой.
Вплотную подошли друг к другу беноевцы и зе-лимхановцы. Буцус, здоровенный, Буцус к Зелимхану. подошел. Остальные кто как. И в упор выстрелили вероломные беноевцы. И убили Солтамурада и трех ингушей. А Буцус, здоровенный Буцус, обхватил Зелимхана, чтобы взять. Живым чтобы взять.
Саик и Тюрик остались в живых. Саик и Тюрик легли в кочки, которые около кустарников, чтобы стрелять по беноевцам, которые уже отходили, потеряв Буцуса, оставляя поваленных Бургуная и Гомзата. Тогда лишь подоспел па тревогу старый Гушмазуко.
Гушмазуко выскочил на гребень догонять отходивших беноевцев. Чтобы мстить за сына. За двух сыновей. Чтобы убивать. Всех до одного.
Гушмазуко вздыбился на гребень и свергнулся с него. Беноевцы залпом пронзили его волчье тело, его сердце, бьющееся злобой.
Саик бросился вслед за Гушмазуко. На гребень. Саик расстрелял все патроны в орешник, который уже не отзывался. Молчал.
Когда стихло, живые собрались около Месяцева: Саламбек, Аюб, Абубакар, Саик, Тюрик, Зокка. Зелимхана нет, Солтамурада нет, Гушмазуко нет. Погибли.
Абреческая традиция не знает оплакивания погибших. Погибших абреки могут оставить врагу. Абре-чество — это не война. Абречество — не единоборство. В абречестве один за себя и один за всех. И один против всех.
Абреки подняли продолжавшего лежать Месяцева. Посадили на коня и поехали дальше. Перевалили гребень горы. Один. Довалились до второго, склон которого долгий и пологий. Одни довалились, без Зелимхана, который остался там, на месте побоища.
