— Что? — крикнул Аймо. — Ты предлагаешь Гуннхильд — Гуннхильд! — жить с тобой в жалкой хижине? — Он с видимым трудом заставил себя сдержаться. — Моим родственником овладел какой-то злой дух. Я понимаю, что тебе нужно, чего ты хочешь. Я могу дать тебе такую силу, с которой будут считаться короли этого мира, твое богатство будет неизмеримо!
Гуннхильд почувствовала, что в ней разгорается гнев. Слишком долго она притворялась скромницей.
— Тогда почему же вы живете вот так?
Сказав это, она сразу же испугалась своей дерзости. Хотя они, конечно, не осмелились бы поднять на нее руку, они могли отказаться учить ее дальше, и ей осталось бы только в тоске дожидаться прихода корабля. Или же наслать на нее какое-нибудь несчастье, когда они расстанутся.
И поэтому она очень обрадовалась, когда Аймо ответил уже более спокойным голосом:
— Мы принадлежим к племени, которое идет своими путями. И никогда не сможем обрести дом среди вашего народа. Но… выбери меня, и я дам тебе…
— …Даст тебе своих стариков родителей и кучу родственников, — перебил его Вуокко. — Будет лучше, если ты выберешь меня, Гуннхильд.
Волшебники впились друг в друга яростными взглядами.
— Нет, я построю для тебя большой дом и наполню его прекрасными вещами, — сказал Аймо.
— А со мной, — заявил Вуокко, — тебе никогда не придется работать, и в твоем подчинении будут полчища альвов.
Интересно, есть в их речах хоть что-нибудь, кроме хвастовства, думала Гуннхильд. Но она понимала, что бояться ей было нечего — пока еще нечего, — если она найдет верный выход из положения.
По ее воле из глаз выкатилось несколько слезинок. Она поморгала, словно желая стряхнуть слезы, улыбнулась и мягко, робко заговорила:
— Я преклоняюсь перед вами. Я восхищена. Вы оба настолько дороги мне… Но что подумает мой отец? Что он станет делать? О, давайте оставим все, как прежде: помогайте мне своей мудростью искать силу, ведите меня к откровению, которое поможет мне в жизни. В любом случае мы должны дождаться, пока приедет мой брат, и поговорить с ним. Ведь вы согласны, что должны?
Волшебники стояли молча. Огонь играл вспышками.
— Да, это, наверно, будет лучше всего, — нарушил долгое молчание Аймо.
— И не ссорьтесь, — умоляюще проговорила Гуннхильд. — Это разрывает мне сердце. Я не могу вынести того, что ваши родственные узы из-за меня оказываются под угрозой.
Последовала еще более продолжительная пауза.
— Мы должны вести себя, как надлежит достойным людям, таким, как мы, Аймо. Я никогда не хотел ничего иного.
