Николай оторвал наконец глаза от пола, тряхнул головой.
— Знаешь что? Пошли к Ларьке Веретенникову! — вдруг сказал он. — Пошли, пошли!
Николай встал, решительно набросил на плечи полушубок, оглянулся на свою тихую и молчаливую жену, и они вышли. Тянулся ещё по-зимнему холодный ветер на крутихинской улице, но всюду пахло уже подтаявшим снегом. В окнах то там, то здесь светились огни. Высоко в небе сияли звёзды. Глотнув полной грудью свежего воздуха, Николай весело заговорил:
— Вот сейчас мы сразим Ларьку коммуной! Эх, Гриха! — и он сильно толкнул Сапожкова плечом.
— Ну ты, чёрт здоровый! — шутливо заругался Григорий и толкнул Николая.
Вздумали побороться и свалились в сугроб.
— Ага, ты вон как! Ну, смотри! — раздавались их голоса сквозь шумное пыхтенье.
По дороге шёл Никула Третьяков. Он постарался обойти барахтающихся сторонкой и вздрогнул, увидав перед собой Григория. Его-то уж он никак не ожидал встретить в таком виде — грозно-весёлого, всего залепленного снегом.
— А-а, Никула! — сказал, запыхавшись, Григорий. — Ну, как корова?
— Подоили, Григорий Романович, подоили… Хорошая корова… Да ведь, говорят, временно это, в коммуну забрать могут!
— Нужен ты в коммуне, — рассердился Григорий.
Когда Никула торопливо прошёл, он глухо проговорил:
— Пугливые черти, тележного скрипу боятся.
Ларион Веретенников был дома, когда они ввалились к нему в избу. Чубатая голова Лариона вскинулась широкой тенью по освещённой стене; он сидел со всей своей семьёй за столом, ужинал.
— Вот, Ларя, — сказал Николай с порога, — мы тут с Гришухой коммуну наладились устроить.
— Какую коммуну? — поднял белые брови Ларион.
— Давай сначала ешь, а потом потолкуем, — серьёзно сказал Григорий, садясь на лавку.
Жена Лариона молча глядела на вошедших, а трое ребятишек сначала притихли, но затем с ещё большим рвением принялись выхлёбывать из миски мясные щи.
Ларион кончил есть, отложил ложку и поднялся.
— Куда пойдём или тут будем? — спросил он.
— Давай тут, — ответил Григорий.
Ларион смотрел на него и на Николая вопросительно. И снова Григорий начал говорить о коммуне и её преимуществах для трудящегося крестьянства.
У Лариона, дальнего родственника Егора Веретенникова, было своё, нажитое трудом хозяйство, но он не так рьяно занимался нм, чтобы из-за своей избы и света не видеть. Он понимал, что жизни по-старому приходит конец. И в Крутихе будет что-то новое, если уж всюду в стране началось это — совхозы, коллективные хозяйства… «Вот оно и к нам пришло», — мелькнуло в голове Лариона, когда к нему явился Григорий. Слушая Сапожкова, он после первых же вопросов о коммуне для уяснения самому себе размышлял уже больше не о том, вступать ему в коммуну или не вступать, а о том, кто с ними ещё пойдёт, кроме Николая Парфёнова.
