— Извините. Она пела и танцевала.
— Черт возьми, я ее знаю, и если она стала неузнаваема, то это уже не она.
Я ухожу, и две минуты спустя меня догоняет тот же человек, который просит меня вернуться обратно и пройти в ложу м-ль Астроди, которая меня узнала. Я иду туда и вижу некрасивую девицу, которая бросается меня обнимать, называет меня, и которую, насколько я могу судить, я никогда не видел; но она не дает мне говорить. Я узнаю в человеке, находящемся там, отца прекрасной Астроди, которую знает весь Париж. Она явилась причиной смерти графа д'Эгмонта, одного из самых любезных сеньоров двора Людовика XV. Я соображаю, что дурнушка может быть ее сестра, я сажусь на стул и делаю комплимент ее талантам. Она просит позволения снять с себя театральный костюм и делает это, болтая, смеясь и переобуваясь со свободой, которую, быть может, она бы и не проявляла, если бы то, что она демонстрирует, не было достойно быть увиденным. Я настолько был еще полон Греноблем, что она едва ли тронула бы меня, даже, если бы была хорошенькой; она была худая, темная и почти отталкивающая. Я посмеялся тому доверию, которое она мне оказывает при своих нищенских возможностях; она должна была предполагать во мне аппетит дьявольский, но очень часто девицы этого сорта находят в распутстве те ресурсы, на которые не могли бы рассчитывать в тонком вкусе. Она меня просит, она приглашает меня идти с ней ужинать, но я, в конце концов, твердо отказываюсь. Она добивается, наконец, чтобы я взял у нее четыре билета на завтрашний спектакль, который будет ее бенефисом, и я перевожу дух. Дело идет, в конце концов, о четырех малых экю. Я делаю над собой усилие и беру шесть, и я вижу, что она готова умереть от благодарности, когда я даю ей два луи. Я возвращаюсь в гостиницу, где очень хорошо ужинаю у себя в комнате.
Ледюк, укладывая меня в кровать, рассказывает, что хозяин гостиницы перед ужином нанес визит прекрасной иностранке, в присутствии ее мужа, и сказал ему в весьма ясных выражениях, что настоятельно желает получить свои деньги завтра утром, и что в противном случае они не получат места за его столом; кроме того, он сказал, что их пожитки не покинут его гостиницы.
— Кто тебе это рассказал?
— Я это слышал сам, находясь здесь. Эти две комнаты отделены друг от друга лишь тонкой перегородкой. Я уверен, что если бы они находились в этот момент у себя, они слышали бы все, что мы говорим.
— А где они?
— За столом, где они наедаются на завтра, но дама плачет. Вам везет. Вам везет.
