. М-м д'Юрфе ответила мне лишь милой улыбкой. Она показала мне чашку из фарфора, где лежали
нитраты ртути, серы и, в другой чашке, —
соль постоянства .
— Полагаю, — сказала мне маркиза, — вы знаете, что это за ингредиенты.
— Я их знаю, — ответил я, — если эта «соль постоянства» — из урины .
— Да, вы знаете.
— Я восхищен, мадам, вашей проницательностью. Вы проанализировали амальгамацию, с помощью которой я начертал пентакль на бедре вашего племянника, но здесь нет известкового налета, который мог бы проявить для вас слова, что придают силу пентаклю.
— Для этого не нужно известкового налета, а лишь манускрипт одного адепта, лежащий у меня в комнате, который я вам покажу, где эти слова выписаны.
Я ничего не ответил, и мы вышли из лаборатории.
Едва войдя в свою комнату, она достала из ящика черную книгу, которую положила на свой стол, и стала искать фосфор; пока она искала, я открыл книгу, что лежала сзади нее, и увидел, что она покрыта пентаклями и, к счастью, увидел тот самый талисман, что начертал на бедре ее племянника, в окружении имен Гениев планет, за исключением двух — Сатурна и Марса, и быстро закрыл книгу. Эти Гении были те же, что у Агриппы, которого я знал, но, не показывая виду, я подошел к ней, когда она, секунду спустя, нашла фосфор, что меня действительно удивило, но я поговорю об этом позже.
Мадам присела на свое канапе, указав мне сесть рядом и спросив, знаю ли я талисманы графа де Треве[21].
— Я никогда о них ни с кем не говорил, но я знаю талисманы Полифила.
— Говорят, что это те же самые.
— Я так не думаю.
— Мы об этом узнаем, если вы можете написать слова, что вы произносили, рисуя пентакль на бедре моего племянника. Книга укажет, если я здесь увижу слова, которые окружают тот талисман.
— Это будет доказательство, я согласен. Сейчас я их напишу.
Я написал имена Гениев, мадам открыла пентакль, перечислила мне имена и, притворяясь удивленным, я передал ей мою бумагу, где она прочла с большим удовлетворением те же самые имена.
— Вы видите, — сказала она, — что Полифил и граф де Треве трактуют одну и ту же науку.
— Я признаю это, мадам, если в вашей книге найдется метод произносить неизреченные имена. Знаете ли вы теорию планетарных часов?
— Думаю, что да, но она не нужна в этой операции.
— Прошу прощения. Я нарисовал на бедре г-на де Ла Тур д'Овернь пентакль Соломона в час Венеры, и если бы я не начал с Анаэля, который есть гений планеты, моя операция бы не удалась.
